Всегда интересно наблюдать за тем, как обновляется чужая литература, как меняются ее направления, стили и методы. Особенно если родная литература — при наличии общих тем и задач с иноземной — безнадежно увязла в болоте местных традиций, не в силах выйти на новые творческие пути, почуять веяния жизни, разглядеть своего читателя, угадав его мысли, надежды и желания.
«Танкист, или «Белый тигр» российского писателя Ильи Бояшова, финалиста премии «Большая книга» и лауреата «Национальногой бестселлера», вызвал неоднозначную реакциюна родине писателя, но равнодушных к книге, пожалуй, нет.
Повесть, в которой описываются события Второй мировой войны, и спустя 67 лет в России оценивается по самым жестким и несущественным с точки зрения литературы меркам: на чьей ты стороне, писатель?Одни читатели усмотрели в книге издевку над военным подвигом СССР, увидели глумление над народной памятью. Другие ни бельмеса не поняли в образности повести, сочли главных персонажей комиксными, карикатурными. Третьи, воспитанные в суровых традициях реалистической прозы, углубились в технические детали, стали поправлять автора: не такие траки у танка Т-34, не мог «Тигр» столько проехать без дозаправки, неправдив «ваш» итог Прохоровского сражения! И лишь четвертые увидели, разгадали, восхитились… Действительно,
новая литература зачастую вызывает у большинства отрицательные эмоции, а годы проходят, глядишь, получает у толпы если не признание, то приятие.
Всегда поражало в русских писателях, неважно какого столетия, возраста и направления, их литературное мастерство, которое словно выдается им вместе со свидетельством о рождении. Как часто наши белорусские творцы не могут создать живой образ, придать живости диалогу, организовать простейшую сцену, направить в нужное русло сюжет, а уж про стиль я вообще молчу! Русским все дается играючи — завидуешь поневоле.
Илья Бояшов — в глазах многих «напрасный талант» — пишет легко, бойко, уверенно, но главное, единый замысел, потаенный смысл книги ощутим сразу.И ладно бы русские литераторы, включая Бояшова, просто хорошо писали от начала и до конца, не выдыхаясь нисколько, как канадская хоккейная дружина! Но нет,
все самые примечательные, заметные из них всегда проявляют родство со своей классикой,поддерживают связь с теми, кто некогда с огромным трудом (и изяществом!) создавал в России саму литературу, посвятив ей жизнь, избрав как профессию. Вот это уважение к традиции, высказанное явно или тайно, мне импонирует в современных русских писателях больше всего. Ведь
в Беларуси сейчас наблюдается отмежевание от художественного и человеческого опыта писателей 20 века, неприятие их достижений, и это грозит непоправимой бедой всем нам.
Бояшов не просто динамично, стильно и реалистично описывает напряженное, кровавое противостояние танкиста Ивана Ивановича Найденова с немецким танком-призраком, пытаясь «соблюсти» или «воспроизвести» каноны военной прозы.
Это абсолютно точно выкроенная по лекалам Гоголевской «Шинели» гротескная фантасмагория, переданная как игра фантазии с реальностью.Точь-в-точь как у Гоголя история эта излагается с чередованием комических и трагических подробностей. Разумеется, сотни читателей, которым вдолбили в голову Гоголя как «ярчайшего» представителя школы реализма, а историю ВОВ — как священный тотем, не увидели в тумане стереотипов и табу этих восхитительных литературных пейзажей:
Никогда так еще не гнал Иван Иваныч, никогда еще так не перекашивался ненавистью, никогда танкист еще не был так велик и страшен. Из под взбесившихся гусениц вперемежку разбегались повстанцы, власовцы и безоружный, ободранный, словно липка, вермахт. Хрустели никому не нужные «фаусты», брызгал кирпич, когда на поворотах обезумевший «379» выносило к оградам. <...> Последние пустые бочки катились по мостовым, отдав горючее бакам: разбитый мотор издавал неслыханный вой, корпус трещал по швам. <...> «Ласточка», прыгая с великолепных имперских лестниц, рвалась за мосты и кварталы, а, следом, над нею мчались небесные танки во главе с Божественной «тридцатьчетверкой» — их великая тень уже накрывала город.
Неприятие и непонимание творческих задач и методов Бояшова отступают, если увидеть подле ног танкиста Ивана Ивановича тень Акакия Акакиевича.Иван Иванович думает только о «Белом тигре», когда совершает панихиды «по мертвым танкам, жалобным надтреснутым голоском призывая Всевышнего принять их и успокоить на небесах», у Акакия Акакиевича же «беспорядочные слова и мысли ворочались около одной и той же шинели». Скорее всего, в выполненной Кареном Шахназаровым экранизации повести, это все будет невидимо, неизъяснимо, а жаль.
«Танкист, или «Белый тигр» — история безумия, описанная чисто комическим слогом и перемежаемая мелодраматическими декламациями вкупе с техническими и историческими подробностями.Да, Вторая мировая война — величайшее зло и трагедия, но ее кроваво-дымные декорации вполне подходят для правдивого рассказа о том, как мания овладевает человеком, непоправно разрушая его сущность. И
лишь смерть персонажа — тут Бояшов полностью соглашается с Гоголем — может остановить это нравственное падение в пропасть.
