Татьяна Борисик стала открытием этой премии Гедройца. Дебютная книга прозы, из Могилева — и сразу вторая премия. Открытием для всех, но не для читателей «НН».
Это был тот случай, когда редакторы, увидев ее ротапринтную книжечку стихов, сами звонили автору и просили дать что-то в «НН». А она дала не только стихи, но и шутки, и рассказы. И те произведения все заметили. Но для широкого круга Татьяна остается человеком неизвестным.
Слева направо: Татьяна Борисик, председатель Союза писателей Борис Петрович, член жюри Малгожата Бухалик, писатель Андрей Федоренко
— Татьяна, кто ты? Вот расскажи: кто ты?
— Прежде всего мать и писательница, к счастью — еще дочь, к сожалению, уже не внучка. Уроженка Могилева согласно свидетельству о рождении, с деревенским мировоззрением. Я из той многочисленной когорты белорусов, что от земли оторвались, но в теплые края не полетели. Весь свой недолгий век пытаюсь жить параллельными жизнями, удается не всегда. И поэтому часто не по своей воле превращаюсь в суперответственного героя известного анекдота, что не идет на собственную свадьбу по причине дежурства по лестничной площадке. Да у нас многие так. Привычное дело.
«Вспоминаю бабу с дедом каждый день»
— Каким было твое детство?
— Обычное. Между деревней и городом. Говорить научилась в Могилеве, ходить в Круглониве, на родине матери. В 7 лет, 1 сентября впервые привели в школу. А назавтра — ключ на шее, суп — в термосе, дверей никому не открывать. Учителей слушалась, на уроках тихо сидела, но ложь и несправедливость научилась различать довольно рано. В обиду себя не давала, любителям командовать другими не подчинялось. Делала, как отец учил: «Первая не лезь, а тронут — дай сдачи как следует, чтобы помнили». Учеба в городе, каникулы — в деревне. Свежина и ярмарка помнятся ярче последних звонков, выпускных, сборов макулатуры. В деревне мне и тогда, и сейчас было комфортнее.
В детстве на становление личности больше влияли родители. Как подросла, более привлекательными и понятными почему-то бабушкины жизненные советы стали.
Дедушка всегда старался чем-то заинтересовать, бабушка никогда не врала, даже в воспитательных целях, говорила так, как есть, и я ей за это благодарна. Они смотрели и поддерживали меня вплоть до своей кончины не меньше родителей.
Лет с семнадцати начала поддерживать их и я, видела, как меня там ждут, насколько без моей помощи тяжело. После учебы выбрала распределение в Бобруйском районе. Поехала, чтобы к ним ближе быть. Я была их любимой внучкой, а они со временем стали не только родными людьми, но и друзьями. Бабушки со мной нет уже 12 лет, дедушки — восемь. А я вспоминаю их ежедневно и иногда ловлю себя на мысли, что смотрю на мир их глазами.
Любили «устроиться»
— Ты с совершенным вкусом одеваешься. Откуда у тебя это? От кого?
— Это, наверное, в крови. Отец и бабушка любили, как говорили раньше, «устроиться» (красиво одеться) на какое-то событие, показать себя. А еще, наверное, компенсация за молодость, когда такой возможности не было. Сейчас одежды много, но одеваться некуда.
— Твои корни — это Глуск, Бобруйск, Осиповичи. Где конкретнее? Что там сейчас?
— Мой отец родом из Новоселок Осиповичского района, неподалеку от Свислочи. В Осиповичах живут родственники и похоронена бабушка по отцу. Родина моей матери — деревня Круглонива. Это километров 30 от Бобруйска и семь — от знаменитого поселка Глуша [малая родина Алеся Адамовича и Михася Тычины — НН]. В этих местах сходятся воедино три пограничных района Могилевщины — Глусский, Бобруйский и Осиповичский. Отсюда до Могилева, Минска и Гомеля одинаково далеко.
Когда-то там жила знать, и старые люди помнили об этом, пока жили. На кладбище там похоронены три поколения моих предков. Сейчас от весны и до осени там живут мои родители. Зимой там живет только один человек, и тот не местный, летом — человек пять-семь.
— Как вы добираетесь туда из Могилева?
— Сначала автобусами с пересадкой в Бобруйске, а после 3 километра пешком. Или на дизеле через Осиповичи, после автобусом до Глуши и семь километров по лесу пешком. Иногда, особенно раньше, в студенческие годы, приходилось использовать оба варианта, и тогда дорога занимала почти день.
Чтобы земля не гуляла
— А что там за дом? Сколько соток вокруг него? Зверье есть?
— Если обмерить все вместе с заброшенными смородниками, то, наверно, гектар. Никто не измерял. Два двора — один возле дома, другой для скота — через улицу. Дом большой. Старые, как строили, надеялись, что в ней танцы устраивать будут. Но вышло иначе — под старость горевали, что не протопить.
Раньше засевали все, чтобы земля не гуляла, сейчас немного себе на нужды.
Сейчас все дичает. Дожди идут редко, даже колодцы в этом году пересохли.
Много зайцев, ежей, есть хорьки и куницы, в прошлом году лису видела.
Зачарованная земля! Сколько буду жить, буду помнить вкус прокисшие березового сока, треск колосьев под серпом и полет ястреба над полем.
— Расскажи о своей работе. Стихи ты довольно апокалиптические пишешь. Как называется твоя должность и в чем заключаются обязанности?
— Я бывший социальный педагог и методист дошкольного воспитания. Красный диплом в ящике пыль собирает. Когда-то даже в факультетском конкурсе «Лучший будущий педагог года» победила.
Сейчас работаю аппаратчицей по очистке сточных вод. Обслуживаю процесс очистки воды. Слежу за оборудованием, включаю, выключаю, убираю, отбираю пробы воды. Человеку, который этого никогда не видел, объяснить довольно трудно.
Работаю по 12 часов по текущему графику. Ночные и дневные смены. Никакого режима нет и быть не может. Физическая работа с техникой и грязной водой, для которой нужно здоровье…
— Это опасная работа? Вредная? Дочь, выходит, тебя не видит целые сутки. Почему ты держишься за эту работу?
— По полсуток дочь меня не видит, несколько выходных подряд это после компенсируют. Да, вредно, серебро за час черным делается, молоко за вредность дают.
Держусь, ведь работа по меркам Могилева высокооплачиваемая. Дочку я одна воспитываю. Была и группа круглосуточная в садике, и ночевки по родственникам и друзьям с неполных трех лет.
Никаких пособий не получаю. А жить вдвоем за 2-3 миллиона воспитательницы в садике или психолога в школе не хочу. Нищета — это страшно.
Работа в школе не приносила мне ни материального благополучия, ни морального удовлетворения. Осознание того, что реально ничем не можешь помочь тем, кому помогать пока еще имеет смысл, необходимость одной вечером сидеть в домах алкоголиков без света, идти против своей совести тоже не придавала оптимизма. Это не я выбрала работу, а она меня.
— Какой заработок в Могилеве сейчас считается хорошим? На каких должностях его получают?
— Для женщины — миллионов пять и выше. Могилев — довольно коррумпированный город. Часто зарплата зависит не столько от должности, сколько от социального статуса и связей. Удачно трудоустроиться без знакомств на зарплату больше 2,5-3 миллиона нереально.
Человек никому ничего не должен
— Расскажи о своей дочери. Ты воспитываешь ее сильной или слабой, способной постоять за себя или нежной? Кем ты ее видишь во взрослой жизни?
— Зовут ее Михалина. У нее золотые руки. Я мечтаю, чтобы она стала ювелиром, у нее к этому, кажется, лежит душа. Хорошо учится, почти без моей помощи. Я не проверяю ежедневно уроки, не требовала десяток по всем предметам. Гениев единицы, а слепых, кривых и нервных подростков — полстраны. Выше головы не прыгнешь.
А насчет «должна быть сильной или слабой», то женщина, как и мужчина, никому ничего не должны. Не должны быть ни головой, ни шеей, ни другими частями тела. Человек должен нести ответственность прежде всего за свою жизнь. Иначе превращаешься или в жертву, или в растение-паразита — оба безобразные существа.
Мне не хотелось бы видеть когда рядом с собой сорокалетнюю капризулю. Никто не живет два века. Если она будет самостоятельной, мне будет жить и умирать спокойно.
Не путайте оптимизм с легкомыслием
— Поэтесса Юлия Тимофеева — и жена твоего конкурента за премию Гедройца Ольгерда Бахаревича — подтрунивала над твоим высказыванием о пользе принудительного распределения.
— Я не имела в виду кого-то конкретно. Просто под распределение и службу в армии обычно подпадает молодежь, которая мало чего хорошего видела. А полезно было бы молодым да ранним, которые пока что неплохо устроились, благодаря родителям или счастливому случаю. Не очень напрягаются на работе, ни за что не отвечают, а зарабатывают неплохо. В свободное время путешествуют по зарубежью, сидят в социальных сетях. И считают, что это дает им право считать себя королями джунглей, а всех остальных — аутсайдерами, которые сами виноваты в своих проблемах, ведь позитива не видят.
Распределение полезно, чтобы понять, чего они стоят сами по себе, какое на самом деле существование вне зоны их комфорта. Лучше начнут понимать жизнь и людей.
Настоящий скандал — это не безнаказанные дразнилки в интернете, а когда лица бьют и дома курят.
Для родственников безнадежного больного «не загоняйся» — не лучший вариант совета. А оптимизм не следует путать с легкомыслием и пофигизмом.
Неизвестно, что кого ждет
— Ты зацепилась за слова Марийки Мартысевич, для которой поездка в электричке — это экстрим. Ты видишь в этом оторванность от жизни?
— Медленное взросление, тепличные условия и многовато интернета. Я имела в виду, что у каждого своя жизнь, свой опыт. Трудно понять то, с чем не сталкивался. А столкнуться, возможно, еще придется. Неизвестно, что кого дальше ждет. Убеждение, что все зависит от тебя, взял бога за бороду раз и навсегда — только мечта.
— Скажи, ты счастлива? Была счастлива? Будешь счастлива? Когда?
— Была. Возможно, еще буду. Когда — не знаю. Точно выясню, как умирать соберусь. А теперь я, скорее, просто уставшая.
Блиц
— Могилев для тебя это…
— Областной центр, километров 120 от Бобруйска.
— Минск для тебя…
— Тот же Могилев, только с трамваями и метро.
— Твой любимый цвет?
— Если надевать, то багровый, если смотреть, то желтый.
— Твое любимое блюдо?
— Томатный сок, соленая полендвичка.
— Отдых для тебя это…
— Сбор грибов в лесу или дружеские посиделки, когда душа карнавала хочет.
— Вера для тебя это…
— Победа над собственным отчаянием.
— Измена для тебя это…
— В шпионаже не участвовала.
— Быть богатым — это сколько?
— Когда тебе хватает.
— Восток Беларуси начинается где?
— Уже не Смоленск, еще не Могилев.
— Запад Беларуси начинается где?
— Наверное, Бобруйск с Осиповичами к нему ближе, чем Белыничи со Шкловом.
— Самый страшный день в твоей жизни…
— Трудно выбрать, их хватало.
— Самый радостный день в твоей жизни…
— Наверное тот, когда подтвердили, что моя дочь здоровой родилась.
— Бог есть? Где?
— В лесных чащах, пересохших болотах, голубизне наших озер.
— Будет ли война?
— Холодная гражданская давно уже во всю идет.
— Что будет после нас?
— Траурный стол, на котором кому-то из дальней родни обязательно блинов с творогом не хватит.
