«Казахское Минобразования печатало большие постеры с моим лицом»
«Наша Ніва»: Вы уже семь месяцев в должности ректора ЕГУ. Что считаете своими главными достижениями за это время?
Кшиштоф Рыбиньский: В вузе результаты работы видны не через пару месяцев, а через пару лет.
Однако есть несколько очень больших и важных для вуза проектов, которые удалось ускорить. Они идут успешно, и я надеюсь, что мы их запустим официально и с большим бюджетом в течение пары месяцев.
Например, это Distance Learning Hub — проект, который мы делаем совместно со многими белорусскими НГО. Мы создаем площадку для проведения онлайн-курсов на белорусском языке по темам, нужным белорусскому обществу. Это проект с большим европейским бюджетом, и он сложный, так как для него нужна координация многих партнеров ЕГУ.
Совместно с институтом BEROC мы запускаем программу по экономике и бизнесу, сейчас она проходит аккредитацию. Надеюсь, первый набор студентов будет в следующем году.
Внутри вуза есть большие изменения, которые должны улучшить то, как мы работаем. Модифицируем процессы, меняем систему управления университетом, улучшаем сотрудничество между администрацией и преподавателями, пересматриваем и улучшаем академические программы. Растет количество научных статей, и мы создаем механизмы, чтобы этих статей было еще больше, а с ними связан престиж университета.
Студенты из Беларуси не могут полностью оплачивать обучение, нужны стипендии. Поэтому мы привлекли новых доноров, вернулись те, что были раньше. Это показатель, что доноры очень довольны изменениями в университете и готовы вкладывать в него больше денег.
«НН»: Имеете ли вы стипендии для студентов из Беларуси, которые пережили политические репрессии?
КР: Да. У нас семь категорий стипендий, включая и для тех студентов, кто попал под преследование в Беларуси. Также есть стипендии для студентов, которые были вынуждены выехать из Украины.
«НН»: Как по-вашему, почему вас выбрали ректором ЕГУ?
КР: Это вопрос не ко мне, но имею несколько предположений.
Я работал ректором в двух университетах, в Польше и Казахстане. В обоих случаях я вместе с моей командой внедрял очень глубокие реформы, которые в течение пары лет принесли положительные результаты. Например, в Польше я руководил университетом «Вистула», и он за три года прыгнул в польских рейтингах с 55 на 5 место, сейчас там учатся студенты из ста стран мира.
В Казахстане я должен был уничтожить коррупцию в университете, так как во многих вузах Центральной Азии коррупция — большая проблема. Это удалось. Казахское Минобразования печатало за государственные деньги большие постеры с моим лицом и надписью «можно создать вуз без коррупции», и их можно было увидеть почти во всех городах Казахстана.
Так что, наверное, [когда меня выбирали,] учли историю успешных реформ, которые я устраивал с командой в двух университетах, и то, что я знаю русский язык, ведь в ЕГУ это важно.
Я прошел семь собеседований — много где работал в жизни, но никогда раньше не проходил семь собеседований на одну должность.
«НН»: ЕГУ, в который вы пришли, тоже заслуживал глубоких реформ?
КР: Да.
ЕГУ — это университет с особым статусом. Как и в других вузах, он имеет миссию давать качественное образование, но ЕГУ также должен способствовать развитию гражданского общества в Беларуси, как и в регионе в целом, через качественное образование международного уровня. Университет не работал по этой миссии так, как должен был. Для этого много было сделано, но еще много чего надо сделать.
Пример — сотрудничество ЕГУ с белорусскими НГО не было таким тесным, как должно было быть. Также нужно менять многие внутренние процессы, здесь происходили различные конфликты, которые не помогают команде ЕГУ хорошо работать.
«НН»: ЕГУ — это белорусский университет в изгнании или литовский частный университет, который ориентируется на Восточную Европу?
КР: ЕГУ является белорусским университетом в изгнании, в Литве даже есть закон, подтверждающий особый статус ЕГУ. Но университет находится в Литве, которая входит в Евросоюз, поэтому мы работаем по стандартам высшего образования Евросоюза и западным стандартам в целом. В этой ситуации мы пытаемся создать среду, в которой учитывалось бы и то, что мы — белорусский вуз в изгнании, и то, что мы находимся не в Беларуси, где работают по совершенно другим стандартам.
ЕГУ — один из самых демократических вузов в мире. Здесь студенты участвуют в работе всех комиссий, всех комитетов, такое даже на Западе не всегда бывает. Есть комиссии, где во время голосования и студент, и ректор имеют по одному голосу. Это показатель, что мы работаем по принципам демократии, открытости и прозрачности.
«НН»: Возьмем, для примера, Сенат ЕГУ. На сколько процентов он состоит из студентов?
КР: У нас есть выборы в члены Студенческого союза, и затем союз представляет студентов во всех органах университета. Если говорить о Сенате, там, насколько помню, 15 членов, из них трое студентов. Есть предложения увеличить состав Сената.
«НН»: Планируете ли вы как-то менять подход к подбору кадров?
КР: Да, мы будем изменять систему KPI. Один из примеров — мы до сих пор недостаточно учитывали мнение студентов о качестве преподавания. Так что будем больше смотреть на фидбэк от студентов, который поступает после каждого курса, нам нужны хорошие преподаватели.
«НН»: Вы сотрудничаете с университетами из других стран?
КР: Этого у нас тоже недостаточно. Мы улучшили финансовую поддержку университетских научных проектов, связанных с международным сотрудничеством. Создали для этого фонд развития в размере 150 тысяч евро, откуда будем на конкурсной основе выделять деньги на исследовательские и другие проекты.
Я недавно вернулся из поездки в США — тридцать встреч за почти две недели, включая встречи с представителями очень престижных научно-исследовательских институтов, занимающихся нашим регионом, например, Джорджтаунский и Йельский университеты. Сейчас переписываемся с ними и разрабатываем совместные проекты.
«НН»: Насколько тесно в вашей работе вы общаетесь с основателем ЕГУ и авторитетной для вуза фигурой Анатолием Михайловым?
КР: Мы иногда встречаемся. Перед поездкой в США я интересовался его мнением, с кем стоит встретиться, так как у него хорошие связи, какой нарратив работает, чтобы привлекать доноров из США в вуз. Ведь раньше мы имели очень много американских доноров, потом в какое-то время они перестали поддерживать университет.
«НН»: Были ли вы с ним знакомы до того, как заняли эту должность?
КР: Нет.
«Разбирательство в произошедшем должно было начаться намного раньше»
«НН»: На какой стадии сейчас находится расследование истории Сергея Селецкого — преподавателя ЕГУ, которого студентки обвинили в харассменте?
КР: После того, как появилась статья о нашем преподавателе и потенциальных случаях харассмента и насилия в прошлом, мы создали специальную комиссию. Она состоит из представителей менеджмента вуза, администрации, а также преподавателей и студентов — если я правильно помню, всего 14 человек. Комиссия рассматривает обвинения в сторону преподавателя. Женщины, упомянутые в статье kyky.org об этой истории, требовали, чтобы [в работе] участвовали независимые эксперты, поэтому мы создали еще и группу из таких экспертов, не связанных с ЕГУ. Там есть эксперт по праву, который работает с моббингом, харассментом и насилием, психолог, представитель Совета студентов Литвы и еще один эксперт. Они будут работать с kyky.org и попытаются узнать от женщин, упомянутых в статье, их истории. Нам нужны факты и доказательства, и при этом нужно сохранить анонимность этих женщин, создать для них комфортную среду, чтобы они могли рассказать, что произошло.
На основе этой информации эксперты подготовят отчет для комиссии, комиссия ее обсудит и сможет дать рекомендации ректору, тогда ректор примет решение по этому преподавателю. Возможны различные решения, они прописаны в наших внутренних правилах и связаны с Трудовым кодексом Литвы, где-то в ноябре это решение должно быть принято.
Также вопрос в том, как у нас работает механизм противодействия харассменту и другим нарушениям этического кодекса. Пересмотрим все соответствующие процедуры, состав нашей комиссии по этике и регламент ее работы, сделаем необходимые изменения.
Привлечем экспертов, чтобы объяснить нашим сотрудникам, преподавателям и студентам, что такое харассмент. Возможно, не все понимают, что определенное поведение может быть воспринято как насилие и харассмент, поэтому расскажем об этом. И будем работать над правильной коммуникацией внутри вуза и за его пределами, доносить до всех сотрудников и студентов ЕГУ, а также до всех медиа, какие решения были приняты, чтобы все было прозрачно.
«НН»: Вы упомянули статью kyky.org, после которой была создана комиссия. Эта статья вышла в начале октября, но во второй половине сентября вышел текст о Селецком на «Нашай Ніве». До этого вышли статьи на эту же тему на «Еврорадио» и «Белсате», а еще раньше случилась сама ситуация, с которой начался скандал — из-за репутации Селецкого отменили его выставку в Вильнюсе. Как вы можете объяснить то, что ЕГУ отреагировал так поздно?
КР: Я не читаю СМИ ежедневно. Когда меня проинформировали, что в СМИ это обсуждается, я принял решение [создать комиссию]. Раньше я об этом просто не знал.
«НН»: То есть вопрос к работе департамента коммуникации ЕГУ?
КР: Я занимаюсь развитием вуза, а не аналитикой СМИ. Когда мне сообщили, что есть статьи о таких серьезных вопросах, я принял решение создать комиссию. Мне важнее, чтобы был правильный и прозрачный процесс выяснения всего этого, который мы создали, и принятия решений на будущее, чем вопрос, почему мы это сделали не в первый день, а условно в десятый. Возможно, сделать это раньше было бы лучше, но так получилось.
«НН»: Обвинения Селецкого в харассменте датируются разными годами. Известно, что в 2022 году студентка Татьяна Борисова подала в комиссию по этике соответствующую жалобу, которая не была удовлетворена. Также известно, что и до этого были попытки подавать жалобы на Селецкого в комиссию по этике. О чем свидетельствует то, что никакого разбирательства в отношении него не было проведено ранее? Понимаю, что вопрос к вашим предшественникам в должности ректора, но интересно услышать ваше мнение.
КР: Это свидетельствует, что вуз работал неправильно, а сейчас он работает правильно. Разбирательство в происходящем должно было начаться намного раньше, так понимаю, что некоторые из этих случаев произошли пару лет назад. Но сейчас мы над этим работаем и, надеюсь, все выясним.
Важно, чтобы все понимали, что никакой вуз не будет принимать решения на основе слухов. Должны быть факты и доказательства, что такие случаи имели место, и что человек пострадал. Мы не прокуратура и не полиция, но мы можем обратиться к экспертам, которые скажут нам свое мнение. По этому мнению ректор вправе принять решение касательно трудовых отношений.
Не до конца понимаю вот что. Случаи харассмента и насилия — это нарушение закона. И если это происходит, должно быть заявление в прокуратуру и полицию. Не понимаю, почему за много лет такого не было. Надеюсь, что мы выясним, когда были случаи харассмента и насилия, но мы занимаемся только трудовыми отношениями, остальное решает закон.
Может быть ситуация, когда студент получил двойку, и тогда он анонимно обвиняет в чем-то таком преподавателя. Это тоже недопустимо, это нарушение студентом этических норм.
Должны создать в вузе среду, в которой не будет случаев харассмента и насилия со стороны сотрудников и преподавателей, но и не будет возможностей студентам воспользоваться механизмом анонимных заявлений, чтобы повлиять на то, как преподаватели ставят оценки.
Поэтому нужно работать с экспертами, которые объяснили бы, что такое правильная культура коммуникации и поведения в вузе.
«НН»: Вы говорите, что нужны доказательства. Какого рода доказательства могут быть, по вашему мнению, в случаев харассмента и насилия?
КР: Не знаю, я не эксперт в этом. Мы взяли экспертов и будем слушать их мнение. Я эксперт по экономике, по управлению вузами. За мою профессиональную жизнь, управление вузами в двух странах мира и работу в вузах как профессор и член Сената я никогда не сталкивался со случаями харассмента.
«НН»: Конкретизирую вопрос. В ЕГУ запрещены аудио-и видеозапись без разрешения. Харассмент нередко выражается в словах или в жестах. Если речь идет об этом, какого рода доказательства вы ожидаете?
КР: Не знаю, можете пообщаться с нашими экспертами. Не буду придумывать механизмы, которые могут использовать студенты. Хочу сказать, что в университете должны быть нормальные отношения, когда студенты приходят за компетенциями или знаниями, а преподаватель приходит, чтобы их передать, должна быть хорошая атмосфера обучения. Мы над этим работаем. А если появляются случаи харассмента, они, надеюсь, могут быть обнаружены с помощью методов, которые в таких ситуациях используются.
«НН»: Несет ли университет ответственность за то, чтобы студент или студентка, которые выбрали в нем учиться, сталкивались с этическим отношением к себе?
КР: Да, вуз за это отвечает. В нем должна быть команда, которая создает безопасную среду обучения для студентов.
«НН»: В ЕГУ существует система грантов: студент получает оценки и они влияют на то, сколько он должен платить за обучение. Безопасно ли для студента жаловаться на харассмент со стороны преподавателя?
КР: Здесь дело не в харассменте, а в том, насколько оценки соответствуют достижениям студентов. Есть различные университетские механизмы, которые применяют для проверки выставления оценок, некоторые из них применяются в ЕГУ, некоторые — еще нет, но мы будем их внедрять. Например, сейчас идет стратегический обзор всех программ ЕГУ, в том числе мы проверяем распределение оценок и то, насколько они соответствуют работам студентов.
«НН»: Как возможные жертвы харассмента могут обращаться в комиссию и что делается для их безопасности?
КР: Одна из задач комиссии — создать механизм безопасной подачи заявлений к ней по случаям нарушений этического кодекса. Все будет работать примерно так. Любой студент или сотрудник университета сможет подать анонимное заявление, но к нему будет привязан определенный код или псевдоним. Потом он получит обратную связь: мол, человек под таким псевдонимом, обратитесь, пожалуйста, к директору по кадрам, ректору или кому-то еще. Тогда человек приходит и в безопасной среде беседует с представителем ЕГУ, это уже не анонимное заявление. Но о том, кто конкретно подал заявление, знают лишь несколько сотрудников, принимающих заявления, так что все безопасно.
«НН»: Была информация, что Сергей Селецкий сейчас отстранен от работы. Можете ли ее подтвердить?
КР: Да, отстранен без сохранения заработка.
«Мы работаем над тем, чтобы увеличить долю белорусского языка»
«НН»: Какое место в университете занимает белорусский язык, а какое — русский?
КР: Занятий по-белорусски мало. В этом семестре около 60% занятий идет по-русски, 2% — по-белорусски, остальное — по-английски.
«НН»: Это нормальное соотношение для белорусского университета в изгнании?
КР: Нет, и мы работаем над тем, чтобы увеличить долю белорусского языка. Одна из задач пересмотра программ — проработать их таким образом, чтобы студенты из Беларуси могли бы участвовать в белорусскоязычных занятиях. Это не всегда возможно, так как могут быть профессора, которые не преподают по-белорусски, и у нас есть студенты из других стран, которые не знают белорусский язык.
Для студента очень хорошо, если он имеет международную среду обучения. Если студент заходит в аудиторию и в его группе студенты из других стран, это хорошо, он может получить новый опыт. Все качественные вузы за рубежом так и работают. И понятно, что в Беларуси происходит очень сильный процесс русификации — в стране нет белорусскоязычных вузов и очень мало школ, где учат по-белорусски. А идентичность нации, у которой нет своего языка, находится под большим вопросом.
Поэтому мы должны увеличивать количество занятий по-белорусски, но в то же время, если студенты хотят учиться с коллегами из других стран, дать им такую возможность. Надеюсь, что уже в следующем году у нас будет намного больше белорусскоязычных занятий.
«НН»: Как вы оцениваете работу системы оплаты в университете, основанной на грантах, которые студенты получают в зависимости от оценок?
КР: Механизмы распределения грантов работают, как и в прошлом, как это определено в договорах с донорами. Я их пока не изучал детально, но планирую также просмотреть эти процедуры. Работаем над тем, чтобы грантов было больше.
«НН»: Если в течение вашего ректорства в Беларуси сменится власть, вернется ли ЕГУ в Беларусь?
КР: Я выступал в Йельском университете и представлял статью с опросом 250 человек из нашего университета — студентов и сотрудников, 75% из них были белорусами. Задавали им и тот вопрос, о котором вы говорите. 90% ответили, что в такой ситуации вуз должен остаться в Вильнюсе и открыть второй кампус в Минске. Пару процентов выбрали «остаться в Вильнюсе», еще пару процентов — «вернуться в Минск».
«НН»: Как вы это объясняете?
КР: Очень полезно, чтобы университет работал в Вильнюсе, это прекрасный город, межкультурный. Также это часть Евросоюза, и дипломы, выдаваемые здесь, признаются по всему Евросоюзу. В какое-то время Беларусь тоже присоединится к Евросоюзу, но это вопрос будущего.
«НН»: Есть ли что-то, что бы вы хотели добавить к нашей беседе?
КР: Спасибо, что вы заинтересованы происходящим в университете. Как видите, я открыто отвечаю на все вопросы. Не все знаю и не всю работу пока смог сделать в вузе, многие виды деятельности требуют рассмотрения и улучшения, но будем этим заниматься. Есть случаи, как с Селецким, которые мы будем решать, но в целом ЕГУ — это очень успешная история.
«Наша Нiва» — источник качественной информации и бастион беларущины
ПОДДЕРЖАТЬ «НН»«Нельзя выгнать Беларусь из ЕГУ». Что говорят бывшие выпускники Европейского гуманитарного университета о своем обучении там
