Купаловцы поставили самый смелый спектакль

«Во всех романах тот же сюжет, и ты знаешь его наизусть»

Серебряное помещение с фонтаном крови — довольно нетипичная эстетика для обычно академических купаловцев. Густота визуальной стороны (в исполнении польского сценографа Александры Конарской) вызывает чувство цикличности и отсутствия понятия времени. С первых шагов Золя затягивает в бесконечный сверкающий лабиринт с искривленными отражениями, где царит синтез мифа, искусственного интеллекта и неоднозначности. Такая форма введения зрителя в «художественный протест», на который, по своей аннотации, спектакль претендует, окутывает, но не провоцирует — разве только осторожно заигрывает.

Зоя Белохвостик в роли Юдифи. Фото: Maciej Rukasz, источник: фейсбук Центра культуры в Люблине

Тягучее начало спектакля ставит в центр внимания уставшую Юдифь (в исполнении Зои Белохвостик), прикованную к инвалидной коляске. Ее лицо обросло собственными страданиями, а стул — спутанными между собой частями тел. Статическая вступительная сцена позволяет подробно изучить каждую деталь и одновременно погружает в мгновенный транс. К множеству внезапно возникших вопросов типа: «Что все это значит?» вскоре добавляются другие — когда на сцене появляется второй персонаж, Багоас (в исполнении Александра Казелло). Его белый фрак увешан миниатюрными светодиодными панелями, по которым красными строчками бегут выражения «он обманывает», «что она с ним сделала?»или «это ад».

Багоас начинает свое выступление длительной миметической фантасмагорией и вдруг переходит в цитирование речи Франциска Скорины к библейской книге «Юдифь». На протяжении всего действа персонаж по сути является проводником в попытках разобраться, кто такая Юдифь, как к ней относиться, и можно ли выбрать единую правильную интерпретацию ее истории. В результате предлагает зрителю множество вариантов, из которых становится понятно, что инсценировка не основывается исключительно на пьесе Ковалева, хотя ее текст уже включает в себя черты современной интерпретации мифа — например, фразами типа: «Был прав Гитлер, когда говорил, что характер Юдифи олицетворяет наихудшие черты еврейской нации!». По пьесе, главные персонажи сами отслеживают последние тенденции в трактованиях своей истории, продолжают читать книги, пытаясь найти «что-то новое».

Александр Козелло в роли Багоаса. Фото: Maciej Rukasz, источник: фейсбук Центра культуры в Люблине

Стержень спектакля — пьесу Сергея Ковалева — дополняют, помимо прочего, и вставки из абсурдной драматургии Сэмюэля Беккета. По словам актрисы Валентины Гарцуевой, которая исполняет роль яркой служанки Анжелы, таким образом режиссер Павел Пасини хотел «поломать простоту этого мифа и посмотреть на историю с разных перспектив». Обращение к компиляции текстов с разными смысловыми нагрузками актер Александр Козелло также объясняет как способ «вызвать разные ассоциации, отношения к героине и посмотреть, как это перекликается с сегодняшним временем — и как миф, которому три тысячи лет, работает в сегодняшних условиях».

Будто дополнение между строк, появляются в спектакле и органические авторские мультимедийные замыслы. Например, экраны с изображениями в разной стилистике, начиная со средневековых фресок и заканчивая Пикассо, которые лежат прямо перед зрителем и отражают видение истории Юдифи искусственным интеллектом. Либо большой телевизор, который в прямом эфире сосредоточен на детальном наблюдении за главной героиней, и движениями камеры в черно-белых цветах напоминает стилистику вялых фильмов Энди Уорхола.

«Поставь лучше музыку, любимая»

Вместо классических арий и ораторий, которые Олоферн просит поставить Юдифь, режиссер Павел Пассини и его коллега Мартин Сосудьски предлагают зрителю авторский живой музыкальный допровод экспромт, напоминающий стильную рейв-дискотеку. Длинные монологи Юдифь в тишине либо на фоне едва различимых музыкальных тонов внезапно сменяются суровым и резким ритмом, под который Анжела и Багоас, как будто на концерте, поют строки из пьесы и движутся в бешеном танце, чередуясь с отблесками стробоскопического света.

Александр Козелло в роли Багоаса и Валентина Гарцуева в роли Анжелы. Фото: Maciej Rukasz, источник: фейсбук купаловцев

Дуэт героев Валентины Гарцуевой и Александра Козелло органично работает на сцене именно благодаря сочетанию художественной эклектики, которая начинается костюмами и заканчивается актерским воплощением характеров персонажей. Серебряная одежда Анжелы, сливающаяся с общим сценическим фоном, идет вразрез с ослепительно белой одеждой Багоаса так же, как ее подергивания дополняют его медленные движения, и оба, словно на матче по настольному теннису, ловко меняются своими позициями. Особый интерес вызывают моменты, когда все это бурное действо происходит на втором плане, а на авансцене между Юдифью и Олоферном в то же самое время царит неподвижная тишина.

Хотя музыкальное и танцевальное оформление на первый взгляд должно вызвать желание двигаться в такт персонажам, подтекст этих сцен сдерживает на месте. Окровавленная от носа до юбки Анжела вместе со стерильно чистым дьявольским Багоасом на каблуках в своих немного провокативных «стендапах» рассказывают нюансы истории Олоферна и Юдифи, в которой, кроме романтических деталей, все же побеждают трагические моменты. Особенно, когда на голове Анжелы оказывается белый мешок с толстой кроваво-красной границей на линии шеи, становится совсем невесело — ведь своей символикой напоминает отрубленную голову Олоферна.

Они пришли ко мне и сказали:«На тебя наша последняя надежда»

Вместе с Юдифью остается навсегда застрявшим в истории и Олоферн (в исполнении Александра Гарцуева) — воевода, к которому Юдифь вошла в доверие, даже успела искренне полюбить, а потом убила во сне, чтобы спасти свой народ от нападения его армии. Именно из-за своего кровавого поступка персонаж Юдифи до сих пор остается неоднозначным. С одной стороны, она специально сблизилась с Олоферном, а когда он влюбился в нее, ликвидировала его, а с другой стороны — любыми способами пыталась помочь своему народу остаться свободным.

В этом контексте на вопрос, почему нужно было поставить именно этот миф, Александр Гарцуев уточняет: «Это непрямая, сложная ассоциация с образом сильных женщин, на которых по сути в Беларуси в 2020 году все держалось». Через Юдифь, которую Олоферн иронично называет «Жанной Д’арк», можно проследить поверхностную аллюзию на женскую борьбу за свободу и правду на фоне последних событий в Беларуси.

Независимые купаловцы о спектакле

Какой смысл в художественном и национальном контекстах имеет такой эксперимент именно в белорусском театральном пространстве, и почему исполнители ролей единогласно соглашаются с тем, что «Комедия Юдифи» — самый храбрый спектакль независимых купаловцев, мы попытались разобраться вместе с членами театральной группы — Зоей Белохвостик, Валентиной Гарцуевой, Александром Гарцуевым и Александром Козелло.

Александр Гарцуев в роли Олоферна. Фото: Maciej Rukasz, источник: фейсбук Центра культуры в Люблине

Какие у вас впечатления от «Комедии Юдифи»?

АГ: Спектакль создавался вместе с нами, актерами было придумано очень много вещей. Было также много теоретической работы. И мне нравится, что у нас получился актуальный театр не в смысле документального. В таком театре мне лично не хватает образности — тогда получается какая-то газета, публицистика или просто публичное выступление. Это имеет право на существование, но я всю жизнь занимаюсь театром, и для меня он был всегда связан с образным и ассоциативным решением. Поэтому именно такой ход в «Юдифи» был мне близок.

ЗБ: Артисту очень полезно оказаться в непривычных обстоятельствах и таким образом развиваться профессионально и интеллектуально. Нужно всегда меняться. Поэтому чувства — только приятные.

Как считаете, готов ли белорусский зритель к такому эксперименту, тем более — от академических Купаловцев?

ВГ: Мы готовим. И сами много готовились — во время работы над спектаклем мы очень долго сидели, разговаривали, читали. Встали на ноги мы буквально за десять дней до премьеры. Но белорусские зрители пока, наверное, не совсем подготовлены. Я даже представила себе — если бы этот спектакль сейчас увидели на сцене театра Янки Купалы, то разве только молодежь восприняла бы нормально… А вот насчет остальных трудно сказать.

А что точно можно сделать, чтобы зрителя к таким экспериментам подготовить, нужно ли наоборот — скажем так, бросить его в воду и оставить учиться плавать в этом всем самому?

АК: Думаю, зритель должен готовить себя сам. Сейчас, в эпоху интернета, он может сам узнать заранее, куда идет. Но у человека, безусловно, должен быть выбор, и сегодня у него возможность альтернативы есть. Хотя существуют и такие зрители, которые идут в театр, как с Луны: прочитают только название и ничего о самом спектакле не знают. Никому же не мешает прочитать пьесу перед просмотром спектакля — потом будет даже легче ориентироваться. Тем более, в случае «Юдифи» — здесь нет каких-то сумасшедших объемов текста. Считаю, что иногда вообще очень неплохо для зрителя увидеть что-то новое, познакомиться с другими жанрами.

АГ: Это вообще очень старый спор, который касается не только театра: не искусство должно «опускаться» к зрителю, а зритель должен тянуться к нему и узнавать новые формы.

ЗБ: Театр предлагает. И человек может сам выбрать, попробовать и решить, нравится ли ему, для него ли это, либо нет. Найти что-то для себя — приятное или неприятное.

ВГ: Главное — чтобы этот выбор и подобные спектакли действительно были.

Были ли отзывы на «Комедию Юдифи» от польских зрителей?

ЗБ: На премьере в Люблине как раз были в основном поляки — и исследователи театра, и театральные критики. Эти люди знают Павла Пассини и уже хорошо знакомы с нами, особенно после проекта «Дзяды». Отзывы были позитивные — полякам главным образом понравилась конструкция спектакля.

ВГ: Я думаю, что для поляков такой спектакль — это привычно, так как режиссура польская.

Зоя Белохвостик в роли Юдифи и Валентина Гарцуева в роли Анжелы. Фото: Maciej Rukasz, источник: фейсбук Центра культуры в Люблине

А в чем проявляется эта «польскость»?

АГ: Эстетика спектакля польская — как внешняя, так и внутренняя. Поляки уже давно на свободе, свободно думают и выражаются, поэтому позволяют себе те вещи, на которые мы еще сто раз оглядываемся. И эта польская режиссерская школа существует еще с советских времен. Тогда появился Ежи Гротовский, даже когда был социализм — но вот у нас, в Беларуси, никакого Гротовского не было. Польский театр был совсем не последним во все времена.

ЗБ: Польский театр всегда был более синтетическим, и подготовка польских артистов была совсем другой. В случае Павла Пассини, например, интересно, что он никогда не насаждает мнение и не говорит, как точно нужно делать. Он может поставить какую-то задачу на одной репетиции, после чего ты сам копаешься в этом, а на второй репетиции он уже говорит что-то менять и искать — как роль сочетается с тобой, с твоей актерской природой, и изучать, на что ты способен.

ВГ: Поляки очень любят найти много смыслов, чтобы зритель потом сам выбирал, что думать. Не оставлять ни одного персонажа ни добрым, ни злым — этого у них нет, в отличие от белорусского театра. Всегда остается какой-то открытый вопрос. Полякам уже неинтересно ставить оценки ни поступку, ни событию, ни сцене, ни характерам. Им интересно задать вопрос, чтобы ты потом сам сидел и решал, что ты увидел.

Чего хотите добиться от зрителя этим спектаклем?

АК: Это уже больше вопрос к режиссеру. Наша задача как артистов в первую очередь — передать тот конструкт, который задумал режиссер, вызвать какую-то реакцию у зрителя, но нет цели выйти на сцену и поменять ему мировоззрение. Ведь ты как артист находишься внутри этого конструкта, ты его часть.

ЗБ: У артиста, полагаю, может быть только желание быть понятным. Попасть в цель, не пролететь мимо и вызвать у зрителя отклик.

А какие мысли должна вызывать у белорусского зрителя «Комедия Юдифи»?

ВГ: Мысли и чувства должны вообще появиться.

АГ: Вот один зритель после просмотра спектакля сказал: «Благодаря театру Янки Купалы у меня возникает национальная гордость от причастности к белорусской нации».

ЗБ: Вот и вызвала.