«Не мог себе позволить сидеть просто так»
Аракелян — один из тех, кто оставался в Беларуси до последнего. Для себя он это определял так — не уеду, пока мой народ борется. Сейчас музыкант считает, что откладывал отъезд гораздо дольше, чем планировалось.«Я оставался в стране еще много времени после того, как белорусы перестали бороться. Где-то в середине 2021 года стало вполне понятно, что все, люди живут свою жизнь в тех условиях, в которых оказались», — говорит он.
Павел вспоминает, как протестное движение понемногу стихало, люди от него отваливались. И сейчас, по мнению музыканта, мы дошли до пункта, когда особых способов бороться уже нет. С началом полномасштабного вторжения России в Украину протесты временно активировались, были и рельсовые партизаны, но это было меньшинство, как говорит Аракелян. После середины 2021 года максимально возможным протестом стало что-то нарисовать в подъезде, когда вокруг никого нет, и, по словам музыканта, вряд ли это можно назвать решающей борьбой.
Что касается проявлений солидарности, которые были частью народного подъема в 2020-м, джазмен, скорее, верит в их существование за пределами Беларуси.
«На бытовом уровне люди иногда помогают друг другу, но это все не вылилось во что-то глобальное, в такой тренд, который позволил бы белорусам чувствовать себя уверенно.
Журналистам-политзаключенным помогают их медиа, но отчасти вся солидарность осталась на бытовом уровне. У тебя сидит друг — помогаешь его жене, родителям копеечкой, но не более.
Была волна солидарности, а сейчас, — говорит Аракелян, — люди в Беларуси понимают ситуацию, но ничего глобального не происходит. Потихоньку поддерживают друг друга, и все».
Когда Павел сделал вывод, что белорусы смирились, он решил не ждать каких-то изменений в стране. Считал важным позаботиться о немолодой маме, о коте-диабетике. Он объясняет: если бы его посадили в 2020-м, нашлись бы люди, которые досмотрели бы его близких. В 2022-м такая помощь уже казалась маловероятной.
А также Аракеляну, как это бывает с активистами, поступил сигнал об опасности. С ним связался незнакомый человек, бывший сотрудник КГБ, и предупредил: система уже имеет материалы, чтобы завести на музыканта уголовное дело.
Был сентябрь 2022-го, и новый знакомый джазмена был очень удивлен, что тот еще на свободе. Спросил, готов ли Павел попасть за решетку.
Как свидетельствует музыкант, он был к этому готов все время: «Единственное, не мог себе позволить сидеть просто так.
Где-то в конце 2020 — начале 2021 года чувствовал себя очередным символом, который должен оставаться в стране, ведь если все, кто отсидел сутки, сейчас уедут, что будет? Но закон шоубиза таков: если ты в медиа, ты — символ. А я столько времени не был в медиа, что обо мне все почти забыли».
Чтобы иметь средства на жизнь, мужчина продавал свои музыкальные инструменты: саксофон-тенор, сопрано-саксофон, трубу и флюгельгорн.
Звучит как ночной кошмар музыканта, но Павел вспоминает, что делал это все без глубоких переживаний: «Просто расставлял приоритеты, понимал, что есть более и менее важные вещи, то, что нужно делать.
А сидеть и рефлексировать я себе запрещаю, не плачу над жизнью ночью. Это контрпродуктивно, особенно если речь о жалости к себе, ты только снизишь свой уровень тестостерона, которого и так в стране не хватает.
Должен продать инструменты — продаю, будет потребность и шанс — приобрету».
«Если ты ябатька, какой тебе джаз?»
Для новой жизни Павел выбрал Вильнюс. Делал это ради мамы, ведь немолодой женщине в этом городе должно быть проще адаптироваться: близко к Беларуси, часть населения знает русский, белорусский, украинский языки. Если бы переезжал один, рассуждает Павел, он поехал бы подальше от Беларуси, например, имел приглашение поработать в Германии.
Те же немецкие коллеги, которые звали к себе, помогли и приобрести в Литве утраченные в послепротесной Беларуси инструменты. Первые дни Аракеляна в Литве оказались совсем сложными. «Через неделю после того, как я перевез в Вильнюс маму с котиком, она упала, сломала плечо и бедро, понадобились бешеные деньги на лечение, так как белорусская страховка не сработала. И тогда мои коллеги устроили в Германии какие-то благотворительные концерты, близкие друзья тоже помогли, поспособствовала и организация Freedom House. Тогда удалось подлечить маму и приобрести инструмент, хотя и дешевенький, так как для работы он нужен», — рассказывает он.
Уже в первый день по приезде в Вильнюс Аракелян сыграл на джем-сейшне, так как хотелось поскорее интегрироваться в местную музыкальную тусовку. Это особый тип концертов, где собираются музыканты, местные и гости, и каждому дается пространство для того, чтобы выйти и поиграть, поимпровизировать, даже если речь о совершенно неизвестном артисте.
Павел Аракелян рассказывает, что на концерт его чуть ли не за руку отвела подруга, литовский музыкант Ева Баранаускайте. Вначале было сложновато, так как два года у джазмена не было практики, но потом втянулся. Во время таких событий, как говорит Аракелян, ты начинаешь играть, знакомиться, и люди видят, что ты нормальный человек и хороший музыкант, завязываются контакты.
Павла можно увидеть на мероприятиях в Jazz Cellar — месте, которое он называет главным вильнюсским джаз-клубом. Отмечает, что там очень интересная культура, которой очень не хватало в Минске, так как в нем никогда не было настоящих джаз-клубов.
Павел шокирует реалиями белорусской джаз-сцены: «Иногда там обманывают публику, привозят не тех музыкантов, которых обещают, да и просто в белорусском джазе есть ябатьки.
Если ты красно-зеленый ябатька, какое ты можешь иметь отношение к джазу? Это оксюморон. Как можно играть музыку свободы, если ты против свободы? То, что делал Финберг, тоже не имеет к джазу никакого отношения. Подозреваю, что такие люди есть и в Литве, но вижу, что в основном здесь все организовывается на очень качественном уровне».
А в Вильнюсе, как рассказывает Аракелян, люди знают, что такое джаз и хорошая музыка. Будешь обманывать и плохо играть — будешь абсолютно невостребован как артист.
Джазмен уверен, что социум не имеет права прощать обман и отсутствие качества. Такой подход, говорит он, и выливается в парадигму «пусть будет как есть», «лишь бы не было войны» и так далее.
«Даже если публика не имеет опыта и возможностей с чем-то сравнить то, что видит и слышит, она понимает, когда к ней относятся с душой. Публика не глупая, она, если ей скормит один раз абы-что, больше не вернется», — говорит музыкант.
«Черный квадрат» — ерунда? Почему-то ты его не нарисовал»
В нынешней Беларуси, уверен Аракелян, музыка не нужна. Как может быть иначе, спрашивает он, если в стране не разрешена никакая свобода самовыражения?
Павел вспоминает, что ему и в 2020-м, в атмосфере убийств и насилия было не до музыки, но для него она стала средством единения с людьми, и поэтому он выступал, например, на дворовых концертах. Теперь же, рассказывает джазмен, перед концертами в Беларуси вообще нужно многое согласовывать, и это не о творчестве, а о сосуществовании ремесленников с террористами.
«У нас уникальная ситуация — диктатор ненавидит титульную нацию. Я о таком не слышал. Он ненавидит все национальное, и поэтому это оккупация, и она началась уже давно. Они давали нам какое-то время, на что-то не обращали внимания, но сейчас им дана вседозволенность. Мол, видите белорусов — бейте их, поступайте с ними как можно жестче. Наконец все эти силовые структуры делают то, что хотят.
Так что можно сейчас создавать в Беларуси, какое творчество? Написать пару стихов в шуфлядочку? Для меня это невозможно», — объясняет Аракелян.
В такой Беларуси полные залы собирают вовсе не джазмены, а артисты вроде Григория Лепса, собравшего несколько месяцев назад полную «Минск-Арену». Павел называет это результатом того, в каком информационном и культурном пространстве варились белорусы в советские и постсоветские времена. Он приводит в пример Литву — страну, где менее трех миллионов населения, но существует самодостаточный шоубиз. В Беларуси свое долгое время считалось вторичным, а на первый план выходил созданный в России культурный продукт, и сейчас мы пожинаем плоды этого.
По сравнению с Минском Вильнюс сейчас как Нью-Йорк, считает Аракелян, в этой столице совсем другое количество топовых музыкантов.
Откуда все это? «Потому что люди ценили свое, потому что заплатили за это кровью, а белорусы не заплатили, не были готовы это сделать и до сих пор, к сожалению, не готовы.
В культуре почти каждого из наших соседей, иногда в гимне, есть вариация фразы «воля или смерть», и только у белорусов этого нет. Значит, лучше неволя? Так и будем в ней находиться, пока не заплатим цену своей кровью и пока это не начнут ценить все те, кто заплатить не сумел», — утверждает он.
Виленских музыкантов Павел описывает как вполне европейских по мышлению, способных очень много экспериментировать. Белорусские коллеги, говорит он, боятся выходить за рамки дозволенного: мол, что по нотам — хорошо, что не по нотам — не очень. Литовцы же делают много интересных проектов, имеют много образовательных программ, зарубежных стажировок, в страну привозят профессуру для мастер-классов.
Информация для литовских музыкантов стоит дорого, поэтому молодые исполнители охотно ловят каждую деталь информации от более опытных коллег, в Беларуси такого и близко не было.
«Здесь на джем-сейшн приходят артисты по 16-17 лет, потом ты их видишь через 2-3 недели на другом джем-сейшне, а они уже на голову выросли. Есть и здоровая конкуренция, и жажда к развитию, и поучиться есть у кого.
Более того, в плане импровизационной музыки Литва сейчас наравне с Германией диктует свои правила почти что всей Европе. И это несмотря на то, что Литва — одна из самых маленьких стран на континенте», — удивляется Аракелян.
Павел объясняет, что в вильнюсской консерватории есть факультет импровизационной музыки, где студенты учатся играть без нот, ловить вайб друг друга. Это и есть суть музыки, уверен джазмен, то, что помогает работать в любых ее стилях, создавать рок или вальсы: умение чувствовать вайб, настроение и атмосферу, метафизическую часть музыки.
Аракелян сравнивает это с изобразительным искусством: «Иногда говорят, мол, «Черный квадрат» — ерунда, я тоже так могу. Но почему-то ты не нарисовал этот «Черный квадрат», его нарисовал Малевич, и стоит он миллионы долларов».
«Если ничего не изменится, те же люди, которые в 2020-м ходили под бчб-флагом, выберут себе второго Лукашеночку»
Джазмен готов применять литовский опыт в Беларуси и с воодушевлением рассказывает, как в нашу страну можно было бы возить хороших музыкальных педагогов, устраивать концерты. В плане географии мы находимся рядом с европейской семьей стран, осталось только приблизиться к ней в образе жизни, и тогда можно перенимать западную музыкальную науку. Аракелян охотно занялся бы этим — он уверен, что белорусы имеют соответствующий потенциал, и уже пробовал организовывать на родине концерты.
С другой стороны, жизнь в борьбе утомила музыканта. Он размышляет:
«Вопрос в том, насколько это [диктатура в Беларуси] затянется. Мне под сорок, и хочется пожить спокойно, а не бороться всю жизнь непонятно с чем. С Лукашенко, с его режимом, с людьми, которые не способны рефлексировать».
Павел готов вернуться в Беларусь, если только там для него будет гарантирована безопасность. Он верит, что на родине у белорусов будет очень много работы, и не только музыкальной, но и политической. Кажется, он готов приложить к этому усилия, но при одном очень важном условии. «Если я увижу, что есть шанс работать на более глубокое понимание процессов, я буду участвовать в этом по мере возможностей.
Но пока я смотрю на то, как белорусы относятся к политике, и мои мысли пессимистичны. Очень все наивное, поверхностное. Люди и раньше так делали — голосовали за того, кто красивее или классно говорит. По состоянию на сегодняшний день мне кажется, что если ничего не изменится, те же люди, которые в 2020-м ходили под бчб-флагом, выберут себе второго Лукашеночку и будут с ним счастливы, пока снова не начнутся протесты», — говорит он.
Аракелян уверен, что белорусам стоило бы ценить своих настоящих героев, людей, которые всю жизнь в оппозиции и на протяжении лет демонстрируют преданность Родине, таких, как Статкевич, Северинец, Дашкевич. Однако, сокрушается Павел, в медиа звучат другие имена, и поэтому на повестке дня сейчас другие герои. Старые звезды оппозиции нужны белорусам, но, как считает музыкант, их не допустят к политической деятельности, даже если завтра что-то изменится и эти люди выйдут на свободу.
И это не единственное, что огорчает джазмена. Он рассуждает: «Представим, что завтра исчезают Лукашенко, Путин, их родственники, министры и силовики, а в России к власти приходит условный Ходорковский, и какое-то время Москве не до Беларуси, или в страну заходит полк Калиновского и берет власть. И снова мы ради свободы ничего не сделали».
Если ты получаешь что-то легко и не ценишь, ты можешь это потерять,
уверен Аракелян. Так белорусы могут снова оказаться в той же точке, где находятся сейчас, даже если и обретут себе свободу.
Так во что тогда верить, на что надеяться? Павел делится, что сам хотел бы знать ответ на этот вопрос: «Сейчас строю жизнь вокруг главного принципа для меня — по мере возможности не умножать невзгод и уныния, не делать того, что оставляет в этом мире какую-то тьму. К кому-то стараюсь лучше относиться, кому-то помогаю в мелочах.
Мне так легче. В любой религии есть десяток постулатов, которые помогают людям сосуществовать и развиваться. У всех они приблизительно одинаковые: не убивай, не насилуй, не воруй и так далее,— и стоит просто о них не забывать. Не потому, что иначе Боженька покарает, а потому что тогда есть шанс, что наш вид имеет право на существование».
«Наша Нiва» — источник качественной информации и бастион беларущины
ПОДДЕРЖАТЬ «НН»«Жить же на что-то надо». Павел Аракелян продает свои музыкальные инструменты
«Беларусь сейчас — это страна надежды большой». Разговор с Лявоном Вольским
