26 ноября на свободу вышел Тарас Аватаров — белорус, который воевал на Донбассе, а потом отбывал 5 лет в Витебской колонии.
Аватарова задержали на Минском железнодорожном вокзале в ноябре 2015 года. Сообщалось, что при нем нашли гранату, сигнальный пистолет и справку об участии в антитеррористической операции на территории Украины от имени «Правого сектора». Аватарова осудили на 5 лет колонии усиленного режима за незаконный оборот и контрабанду взрывного устройства.
Тарас Аватаров в суде, фото Сергея Гудилина.
Тарас Аватаров рассказал «Нашей Ниве» о суде, о жизни в колонии и первых днях на свободе.
— Когда вы вышли?
— 26 ноября. Отсидел ровно 5 лет. Ни одна из амнистий меня не затронула.
— Что сделали в первую очередь после выхода?
— Дал краткий комментарий «Белсату». Тихушники не отрывались ни на шаг, поэтому дал короткое интервью в ближайшем закоулке.
— Тихушники следили за вами? Зачем?
— Тихушников было столько, что мало не показалось бы. Они рассчитывали, что смогут меня пристрелить при попытке пересечения границы с Россией.
— Кто такие «они»?
— Действующая администрация Республики Беларусь, скажем так.
Белорусско-украинскую я не могу пересечь пока, так как у меня превентивный надзор. А белорусско-российскую мог бы. Я планировал через Россию выехать в Украину, но нас преследовали, поэтому мы решили так не поступать. Нас бы расстреляли при подъезде к границе.
— Но ведь у нас нет границы с Россией.
— Там и таможенников нет, и пограничников. Но есть добрые люди, которые могут любую ситуацию перевернуть под себя.
— И что делаете сейчас? Какие планы?
— Отбываю превентивный надзор сейчас. Как любой законопослушный гражданин собираюсь работать и учиться. Писать Конституцию.
— Будете направлять в правительство предложения о поправках???
— Я буду делать свой проект, который будет отличаться от того, что сейчас, и от того, что было в 1994-м. Это будет более радикальный вариант. Я хочу, чтобы он тоже был. Потому что понимаю, что протесты протестами, но ведь он на взаимодействие с протестующими не пойдет. Пока в СИЗО сидят политические, и не только, он на компромиссы не пойдет.
— Он — это Лукашенко?
— Ну да. У нас только один человек принимает решения.
И пока он Конституцию не примет, ничего не будет. Но то, что он будет принимать… Это будет такой же лютый фейл, как было в России в этом году.
— Вы разработаете свой проект Конституции — и что? Направите в Администрацию президента?
— Скажем так, общаться с тем человеком, который возглавляет сегодня Администрацию, мне расхотелось еще лет пять назад. Поэтому не через Администрацию, а через средства массовой информации. Потому что доверия к этому «администратору» у меня нет.
— Что в вашем проекте главное, в чем его особенность?
— Главное — принцип, что эту Конституцию нужно соблюдать. У Сталина в свое время была отличная Конституция, все для рабочего человека, но ведь она на деле игнорировалась. И она не помешала Большому террору и раскулачиванию.
Ключевой момент Конституции — то, что это договоренность между народом и любой администрацией. И она должна действовать определенный срок — 20 или 25 лет, например. После этого срок продлевают или вносятся изменения.
— Вы разработали этот проект в колонии?
— Нет, пока я сидел, занимался другими вещами. Написал несколько книг по уголовному праву, уголовно-процессуальному. Это такие учебники, которых нет в Беларуси до сих пор.
— А чем будете заниматься, за что жить?
— Пока не знаю. Возможно, пойду на завод работать. Мне назначили два года превентивного надзора, до меня никто такой срок не отбывал. Я хочу показать пример, что это возможно, показать, что со своей стороны я делаю всё необходимое и потом спросить: почему мне этот превентивный надзор не снимают?
— Но если увидите вариант, чтобы эмигрировать, — воспользуетесь им?
— А как вы думаете, если у меня семья, сын мой живет за границей? И у меня нет возможности и желания везти его сюда. Я очень законопослушный человек. Но недостаток моего внимания может вылиться в недостатки воспитания для моего сына. Я не могу позволить это в отношении такого близкого мне человека.
***
— Когда вы сидели в колонии, то знали новости: о Тихановском и Бабарико, о выборах и событиях после них?
— Да. С началом избирательной кампании «Комсомолка» и «Белгазета» вдруг перестали приходить. Но доходил «Новы час» и региональные издания, они довольно много писали о событиях, я имел представление о ситуации.
— Когда вы читали новости, то какой была ваша реакция? Чего ждали?
— Во-первых, я не был уверен, что белорусский народ может совершить революцию достоинства. Для меня это было бы удивительно.
Во-вторых, я не верю, что мы можем самоорганизоваться, чтобы жить после диктатуры. В Украине потребовались очень нехилые усилия, чтобы изменить милицию, например. Нужно очень много усилий, чтобы перейти в состояние нового гражданского общества.
Поэтому я не уверен, что в ближайшее время удастся что-то сделать.
— Как перенесли коронавирус в колонии?
— Весной у многих были симптомы ковида. Но я хочу отметить действия медперсонала колонии. Они реально помогли не распространить инфекцию, минимизировать число больных.
Я весною не болел. А в конце октября делали прививку от гриппа в колонии. В первую очередь делали тем, кому скоро выходить. Я добровольно согласился.
Но я подозреваю, что это были испытания российской вакцины. Потому что прививку делали в два захода с перерывом в 14 дней? И после этого я потерял обоняние и перестал ощущать вкус.
— Вы считаете себя политзаключенным?
— Мне назначили два года превентивного надзора — хотя милиция просила год! Назначили только потому что я на белорусском языке попросил перенести заседание, чтобы я смог поговорить с адвокатом. Мне не дали вызвать адвоката.
И теперь государство делает все, чтобы выдавить меня из страны или посадить обратно. Считать ли меня политзаключенным? Наверное, да. Но я скажу иначе: я участвовал в боевых действиях и по сей день не отчислен из рядов боевой организации, поэтому правильнее считать меня военнопленным.
***
— Несколько вопросов о вашем деле и суде. После вашего задержания СМИ писали, что у вас нашли гранату, а в кармане лежала справка о том, что вы принимали участие в боевых действиях.
— Вопрос насчет того, как они нашли. Отдельных сотрудников еще ждет свой суд, скажу так. Насчет того, где я хранил документы — я молчу.
— А граната была же?
— Во-первых, это была сувенирная граната. Во-вторых, я добровольно ее сдал.
— А зачем было таскать ее с собой?
— Представьте, что было бы, если бы где-то в мусорке ее нашли с моими отпечатками… Что бы со мной было? Какое преступление на меня повесили бы? Теракт.
Поэтому разумно ли было ее носить с собой — здесь нужно смотреть законодательство Республики Беларусь. Я добровольно ее сдал — и меня должны были освободить от ответственности.
— Вы не могли выбросить гранату — ок. А почему тогда не взорвали ее где-нибудь в лесу?
— Если бы она представляла какую-то опасность, то я бы ее с собой никогда не взял. Это сувенирная граната, на тот момент ее можно было приобрести в любом магазине за 200 гривен. Были документы при мне, что она сувенирная. Она работает, как петарда. Я вез ее в подарок как обычную сувенирную продукцию.
— Но на суде зачитывали ваши первоначальные показания, в которых вы якобы утверждали, что граната была вам нужна, чтобы взорвать себя, и таким образом не дать показаний против других военных.
— Всё было как: на меня сначала хотели повесить теракт. Якобы я хотел взорвать поезд «Москва — Минск» и хотел поставить растяжку на рельсы… Чушь абсолютная. Но мне пришлось отвечать, и я сказал так: если вам нужно знать, зачем у меня граната, то пишите, что хотел сам себя подорвать, чтобы не иметь возможности с вами, дебилами, встретиться.
***
— Если бы сейчас была возможность вернуться в Украину, вы бы вернулись на фронт?
— Я бы не только вернулся на фронт, мы спокойно бы взяли Горловку — для этого есть возможности и есть желание. Навязанное минское перемирие фактически не работает, у нас по сей день есть потери.
— До этого вы участвовали в боевых действиях?
— Ну если у меня были соответствующие документы, то мне их не подарили же.
— Человека когда-нибудь убивали?
— На войне не убивают. И я не убивал. Убивают пули, понимаете? Знал ли я, что мои пули попадали в человека? Об этом я говорить не буду. Не вам судить об этом.
И на войне не убивают людей, а защищают — чтобы было меньше жертв среди мирного населения.
— Как вам сегодняшняя Украина, президентство Зеленского?
— Про Зеленского сказать не могу ничего пока. А об Украине… Завтра у моего близкого друга Крейга Лэнга апелляционный суд. Ему грозит экстрадиция в Штаты, где его может ожидать смертная казнь. В Украине его обвиняют в убийстве — и суду неважно, имеет ли он алиби.
Да и по сей день в Украине «судят» группу «Торнадо» — тоже моих близких.
— Это те, где Даниил Ляшук?
— Да. Насколько я знаю, Ляшука из тюрьмы отправили в психиатрический диспансер в Днепр, поскольку начались изменения в личности. Может, хоть так у него будет возможность присутствовать на суде над собою, если этот суд когда-нибудь состоится — на нем же еще висит дело по бунту в СИЗО.
***
— Скажите, А почему вы сменили фамилию на Аватаров?
— Это с фильмом никак не связано. Я его не смотрел и не собираюсь. Это мой псевдоним еще из соцсети «Фидонет», если знаете такую.
А сменил я фамилию в целях безопасности моей семьи, понимая, что раньше или позже буду осужден по уголовному делу и у моей семьи могут быть проблемы. Но этика наших СМИ и суда такова, что и по сей день всем надо озвучивать и первую мою фамилию, и вторую.
— Но ведь ваша мама говорила, что вы сменили фамилию еще в 2011 году. Еще до Украины и АТО.
— А я жил в России тогда, имел бизнес. И партнер по бизнесу решил меня кинуть при участии ФСБ. Я уехал и быстро сменил фамилию, чтобы они не могли меня истребовать через суд.
