Елена Пекарская с сыном Алексеем
Мать парня говорит, что из-за граффити месячной давности кореличская милиция провела три обыска, пишет «Радыё Свабода».
Жительница Кореличей Елена Пекарская столкнулась с давлением на ее 13-летнего сына Алексея со стороны милиции еще в августе. Тогда Алексея милиционеры обвинили в активности в местном телеграм-канале и участии в акциях протеста. Женщину в итоге даже вызвали на беседу в органы опеки, где предупредили о возможных последствиях. 24 ноября к Елене домой пришли уже с обыском.
«В начале прошлой недели сын мне рассказал, что к его одноклассникам подходят милиционеры и расспрашивают, не видели ли они у него баллончик с краской, не говорил ли он им, что делает где-то граффити, что покупал такой баллончик, — рассказала Елена «Свободе». — Дети сказали им, что ничего такого не знают и не видели. А 24 ноября ко мне домой пришли трое милиционеров в форме и одна женщина в штатском. Сказали, что имеют постановление на обыск. Дали почитать. Там было написано, что месяц назад у председателя одной из избирательных комиссий на заборе написали краской. А также, что поскольку мой сын Алексей летом мелом написал на стене «Я мы 97%» и был пойман милицией, то он является подозреваемым».
Елена говорит, что даже не прописана в том доме, куда пришли с обыском правоохранители. Однако это их не убедило. По словам женщины, никто из милиционеров не представился, но одного из них, Виктора Зинченко, она узнала. Он расследовал «преступления» 13-летнего подростка еще летом.
«Зашли в комнату младшего сына, ему 4 года, — рассказывает Елена о том, как происходил обыск. — Нашли там старый нерабочий ноутбук. Сказали, что забирают. Мол, там могут быть фотографии. В комнате старшего сына тоже все осмотрели, но не нашли ничего. В этот момент мне позвонила мать, сказала, что у нее тоже обыск проводят. Мать 71 год, мой отец инвалид 1 группы. Но их это не остановило. Сказали, что сын Леша бывает у них на выходных и поэтому тоже надо обыск сделать».
По словам женщины, обыск длился около 20 минут, еще полчаса милиционеры составляли опись найденных вещей, чтобы забрать.
«Я спросила, хватит ли у них совести хотя бы не трогать сына на уроках в школе, — говорит Елена. — Ответили, что никто к Алексею не поедет. Как только уехали от меня, сразу сыну начала звонить. Но никто не отвечал. Позвонила раз семь. После этого мне перезвонили с незнакомого номера, мужчина. Представился инспектором по делам несовершеннолетних Гришаном. Сообщил, что провел допрос моего сына и конфисковал его телефон. На мой вопрос, почему 13-летний ребенок опрашивают без меня, сказал, что там были два социальных педагога».
Елена рассказывает, что когда ее Лешу опрашивали в школе, его телефон уже был у инспектора Алешкевича. Милиционер видел, что подростку звонит матерь, но трубку не снял и телефон 13-летнему парню не передал, просто положил экраном вниз на стол. Потом мобильник вообще забрали.
«Зашли с телефона сына к нему в соцсети, увидели на аватарке герб «Погоня» и забрали телефон, — говорит женщина. — Так и объяснили, что это стало причиной конфискации. Я рассвирепела. Сказала, что буду жаловаться. Сын потом позвонил с номера классной руководительницы, рассказал, что к нему приезжали инспекторы Гришан и Алешкевич. Когда пришел домой, то рассказал, что его на беседу забрали прямо с урока информатики. Зашла в класс социальный педагог, пригласила Лешу выйти с ней. Ничего ему не объяснила, просто вывела и отвела в свой кабинет, где уже были милиционеры».
Елена рассказывает, что вызов на допрос к милиционерам сильно напугал сына. Никаких документов о конфискации телефона ему не предоставили.
«Сын рассказывал, что сильно испугался, — рассказывает Елена. — Начали трястись руки, ноги. Как он говорит, телефон милиционеры забирали хитростью. Спросили, что за марка, какая модель. Попросили дать посмотреть. Сын, не задумываясь, дал. Постановления на осмотр вещей они не имели. Нарушили все, что можно, все нормы. Инспектор Гришан еще культурно с сыном разговаривал, а Алешкевич угрожал ему. Говорил, что в этот момент у нас дома обыск, что там могут что-то найти, и тогда сыну мало не покажется. Сын пришел домой весь на нервах, его трясло всего. Уже звонок прозвенел, начался перерыв на обед. А сына продолжали опрашивать, даже не отпустили поесть».
По словам женщины, мобильник милиционеры обещали вернуть в пятницу либо в субботу. Однако пока ничего не отдали.
Свою причастность к граффити на заборе председателя избирательной комиссии Алексей отрицает.
«Я звонила в инспекцию, разговаривала с Гришаном, — говорит женщина. — Объясняла, что они нарушили все инструкции. Что телефон мой, у 13-летнего ребенка не может быть собственного телефона, он мне принадлежит. Гришан ответил, что имел право забрать мобильник. Я написала два письма с жалобами на имя начальника РУВД».
Через несколько дней после этих событий Елена узнала, что обыск по делу граффити на заборе председателя избирательной комиссии проводили и у ее бывшего мужа, отца Алексея, с которым она не живет 10 лет и не общается. Мужчину на допрос забрали прямо с работы.
