В рамках человеческой жизни — или даже в жизни нескольких поколений — существуют своеобразные моменты отсчета, которые делят мир на «до» и «после». Обычно это некое общее потрясение, известное и понятное каждому. Можно сказать: до революции, до войны, до развала СССР… После Второй мировой прошло более 70 лет, а мы, дети и внуки послевоенного поколения, говорим: еще до войны, и понимаем, о чем речь.
Были такие моменты отсчета и у наших предков. На них можно наткнуться в актовых книгах. Подобные «засечки» времени говорят больше, чем сухие даты, и ты ловишь себя на мысли, что уже гораздо лучше понимаешь то конкретное поколение и их потомков. Понимаешь, какое событие сыграло главную (часто роковую) роль в жизни этих людей.
Двадцать лет рабства
16 сентября 1680 года. Заседает Минский магистрат — орган самоуправления. Согласно Магдебургскому праву, минские мещане сами выбирали тех, кто будет управлять городом: бурмистров, лавников. Идет рутинная работа, в актовые книги магистрата вносится обычная купчая крепость:
«…перед нами Томашем Яном Рукьянским лентвойтом, …Павлом Алисевичем Филипповичем, бурмистром, …ратманами и лавниками… появилась лично менская мещанка Анна из Сальцевичей в замужестве Станиславова Нортишевская и вечисто продажная запись… пану менскому бурмистру Яну Фурсу Власовичу выданная, личным признанием утвердила, и просила ту запись внести в книгу Менской городской магдебургии».
Вечисто продажная запись — это продажа на все времена. В данном случае, сделка на участок земли под Минском, в районе нынешней Веснинки. Покупатель — минский бурмистр Ян Власович Фурс, продавец — минская мещанка Анна Нортишевская. Начало документа сразу задает те самые временные ориентиры, понятные всем заседателям: «… что за нашествием в 1655 году неприятеля москвитина в город Менск».
Форма «москвитин» сейчас практически не используется, она сохранилась разве что в фамилиях, вытесненная более ходовым вариантом «москаль». Но именно «москвитином» обозначал себя в книгах печатник Иван Федоров, именно так он назван на надгробном камне — это определение не носило оскорбительный характер и использовалось не только как название, но и как самоназвание.
В образовании этого слова можно провести простую параллель: Великое Княжество Литовское — литвин, Великое Княжество Московское — москвитин. По сути, аналог современного слова «россиянин». Но
возникло слова тогда, когда России еще не было, и оно надолго стало определением жителя соседнего государства на востоке — чаще, к сожалению, не печатника, а солдата, агрессора.
Слово «москвитин» постепенно вытеснялось из употребления, но его использовал еще Адам Мицкевич. Например, в поэме «Дзяды» наш поэт-земляк вложил в уста узника такие слова:
Што, буду вольны я? Адкуль прыйшла навіна?
Хіба ж магчыма вольным стаць ды з ласкі масквіціна?
Яны бандыты — здымуць з рук і ног кайданы,
Каб душу закаваць, і стану я выгнаннік.
Но для семьи Анны Нортишевской, как и для десятков тысяч ее современников и земляков, московское нашествие закончилось именно рабством.
Не «душевным», как у Мицкевича, а самым обычным: «Я с мужем моим паном Станиславом Нортишевским и с детьми моими в Менске были взяты в плен московским войском, и отправлены были вместе с пленными за Столицу, где пострадали муж и дети мои, которые в тяжелой неволе умерли. А я, оставшись в живых, 20 лет находилась в неволе».
Всего несколько строк из далекого XVII века… А сколько они говорят нам о том, о чем долгое время и говорить было нельзя. «Неприятель москвитин» напал на Менск и увел в плен аж за Москву, за тысячу километров, семью Нортишевских. В живых осталась только Анна. 20 лет она пробыла в рабстве и только впоследствии каким-то образом, скорее всего, состарившись и став бесполезной в хозяйстве, вернулась домой.
Судьбу Нортишевских повторили тысячи и тысячи белорусских семей. Война между Великим Княжеством Литовским и Московским 1654—1667 стала одним из тяжелейших испытаний за всю историю нашей земли.
Людские потери белорусских земель во время боевых действий, резни в оказавших сопротивление городах, во время нахождения в плену, эпидемий составили, по некоторым подсчетам, около 1,5 млн человек.
Эта война была не набегом с целью грабежа, а попыткой занять всю нашу землю раз и навсегда. Именно тогда в титуле московского князя Алексея Михайловича появилось «Государь, Царь и Великий князь всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержец, смоленский, литовский, государь и великий князь полоцкий, витебский и мстиславский». От претензии на Беларусь московиты уже не отреклись.
Именно то нашествие закончилось подписанием в 1667 Андрусовского перемирия, согласно которому Речь Посполитая утратила огромные территории на востоке: Смоленщину, Брянщину, Черниговщину, левобережную Украину, Киев…
Московское войско XVII в. Современный рисунок.
Война безжалостно ударила по семье Нортишевских, и Анна Нортишевская, которая свидетельствовала в Менском магистрате об ужасных испытаниях, могла быть уверена: ее поймут.
Никто уже не ожидал, что хоть кто-то из этой семьи вернется на родину. Друзья и родственники давно поделили имущество Нортишевских, и Анне приходилось через суды возвращать его.
За то время, которое семья провела в плену, свидетельствовала Нортишевская, «все, что принадлежало мне в Менске, друзья мои и родственники в посторонние руки отдали, и сами умерли. Поэтому, когда я освободилась из плена, и вернулась в Менск… едва один сенокос в Крупце… который сейчас находится в собственности Евдокии Дивовичевны Яновой Костровицкой, отыскала. Его я в порядке законного наследия по покойному дяде моему Ивану Радошковку отсудила. А теперь, находясь в большой бедности, и не имея пропитания, нуждаясь очень в деньгах, ту сенокосную землю в Крупце… по доброй моей воле пану бурмистру Менска Ивану Фурсу Власовичу на вечные времена за полученные мной в наличии деньги 12 коп литовских ему самому и наследникам его продала…»
Будем надеяться, что старость Анны Нортишевской, благодаря средствам от продажи земли, была хоть немного легче, чем молодость.
Обратим внимание, как работало тогда право — даже в наши времена человеку, который вдруг явился из небытия спустя 20 лет, вряд ли удалось бы вернуть себе хоть что-то из бывшего имущества.
Водораздел
Судьба Анны Нортишевской — малый эпизод огромной трагедии наших предков. Описания ужасных картин разорения Менска повторяются из документа в документ. Причем в хозяйственных или имущественных бумагах, где не может быть никакой «русофобии».
То, что московская агрессия стала своеобразным временным водоразделом, подтверждает множество документов.
Мы находим их, например, среди аналогичных купчих на землю неподалеку от той же Веснинки. Так, уже известный нам по статье «Масюковщина — земля белоруса-татарина Муссы Абрагимовича Селицкого» Александр Селицкий в 1745 году таким образом описывает историю своего земельного владения, ставшего впоследствии Масюковщиной: «Я, Александр Селицкий Абрагимович татарин Минского воеводства, выдал сию купчую крепость в том: что я, имея известную землю, никому первейшим ни последейшим правом не заложенную, в расстоянии на одну милю от Минска в урочище Колодзежи восемь уволок за кладбищем татарским старым, с лесом, ныне опустошенным, с сенокосами, зарослями и пашенными полями, ныне заросшими, на каковой то земле дед мой Абрагим Гилиашевич перед нашествием московских войск построил фольварк…»
В следующем документе читаем: «Что же касается мельницы и пруда, находящихся на речке Крупце, и сенокосов, которые с обеих сторон речки Крупца лежат. Поскольку те сенокосы… еще до вторжения московских войск принадлежали разным собственникам, …а потом Войцех Банковский оба сенокоса приобрел и, имея оба берега речки Крупца, бумажный завод и мельницу начал строить, а из-за вторжения московских войск, не закончив строительство, оставив только дочь Дороту Банковскую в малолетности, покончил жизнь».
Еще одни планы, разрушенные московском вторжением, еще одна жизнь, оборвавшаяся в молодости, еще одна сирота…
«Ради вечной памяти»
Даже в документах, составленных более чем через столетие, сохранялась память о разрушительном московском нашествии.
Так, в купчей крепости 1774 года на участок земли, расположенный здесь же — вблизи Веснинки — заданы те же временные ориентиры: «Еще до 1655 года, за наступлением несчастной московской войны». Супруги Иван Скварковский и Кристина из Алисевич, по первому браку Фурсова, и ее дети от первого брака Матеуш и Иван продавали землю пану Мозырскому городничему Самуилу Еленскому.
Документ содержит факты, которые, если бы мы не упомянули выше год составления, можно было бы посчитать описанием нашей земли после второй мировой войны:
«Провинции Великого Княжества Литовского и города, которые в них находятся, вражеским войском полностью разграблены и почти в собственных пепелищах исчезли; в таком всеобщем опустошении права, свободы и привилегии, польскими королями месту Менскому данные… несчастным случаем были уничтожены…»
ВКЛ лежало в руинах и пепелищах. Кроме огромных людских и материальных потерь эта война закончилась для наших предков и огромными потерями документального наследия. И сегодня это не позволяет нам в полной мере осветить многие страницы нашей истории, а тогда это имело и большое практическое значение.
Город Менск оставшись без документов, оказался в статусе глухого хутора. Как вести торговлю? Как упорядочивать собственность? И вот тогда за восстановление пропавших в пламени войны привилегий взялся менский бурмистр Иван Фурс.
«…Когда начали собираться на пепелище городские, тогда прадед наш Фурсов, минский бурмистр Иван Власович Фурс, на убедительную просьбу членов магистрата для ходатайства о конфирмации прав и привилегий… для получения свобод… и новых для города Минского привилегий значительные имел издержки. …По этому делу и на другие городские нужды по просьбе членов магистрата из собственного кармана потратил… 854 злотых, которые тот же прадед наш Иван Власович Фурс, подарил городу ради обретения своими детьми вечной памяти.
Таким образом, минский бурмистр берет на себя заботы по восстановлению городских документов и делает это за счет своих средств, единственно ради вечной доброй памяти. Свою миссию он успешно выполнил, но потомки оказались менее благодарными, и сегодня добрые дела этого человека забыты.
Десятки улиц современного Минска названы именами чужих «героев», которые ничего хорошего не сделали для нашей страны и города, а имена настоящих граждан и горожан отошли в небытие. Именем бурмистра Ивана Фурса следует назвать одну из улиц в новых районах вблизи Масюковщины — там же когда-то была его земля.
Как разрушение стало «возвращением»
Впрочем, часть расходов Фурса была компенсирована еще при его жизни: «Между тем город, тогда разграбленный, и, на руинах снова восстающий, при различных издержках своих, не имея чем и тех 230 червоных прадеду нашему выплатить, по общему совету… известный участок ратушной земли, пустой, лесом заросший, с речкой Крупцом тому же прадеду нашему предложил отдать в залог… на шесть лет от 1669 года…»
Разоренный войной Минск не смог и через шесть лет выкупить заложенную землю, и это временное пользование участком, расположенным в районе Веснинки, растянулось на века.
Участок неоднократно менял собственников, и вот, спустя почти 200 лет, в 1855-м очередной собственник, помещик Минского уезда отставной капитан русских войск Александр Иванов сын Даревский-Вериго столкнулся с проблемами: город вдруг вспомнил, что эта земля не была продана, а отдана в залог на время: «Иван Фурс, а потом его преемники, взяв в управление заложенную землю, пустую, заросшую, расчистили её, удобрили, во многих местах застроили так, чтобы она могла приносить пользу и прибыль, чего раньше не было, но город не только очерченные в сделке, но на протяжении почти 200 лет заложенные земли не выкупил и как занятых денег, так и потраченных на расчистку, удобрение и застройку не выплатил, а напротив того до 1780 года, самовольно и насилием отобрал заложенную землю от вотчинников поместья Веснинки и еще наследственной того поместья части земли, отдал разным лицам в содержание, о чем находятся под делом доказательства и жалобы вотчинников; наконец, за возвращением Западного края к России, возобновилось дело об этом споре…»
История поместья Веснинки — тема для отдельной статьи. Но
следует обратить внимание, как изменилась лексика собственников этой земли. Если 200 лет назад Анна Нортишевская, Александр Селицкий, Иван Фурс и другие минчане писали об ужасных несчастьях и разорении, принесенных русскими войсками Менску и Великому Княжеству Литовскому, а их потомок Вериго (с «придомком» Даревский) без угрызений совести называет нашу землю «Западным краем», а аннексию — «возвращением».
Трудно сказать, какими мифами потомки москвитинов обосновали свое право владения нашей землей, так как с исторической точки зрения на это нет никаких оснований. Беларусь до того «возврата» никогда не входила в состав Московского княжества или России, если не брать в расчет непродолжительные периоды оккупации во время многочисленных войн. Но «историю пишут победители», и пишут они ее именно таким образом, чтобы завоеванные народы забывали свою настоящую историю и были благодарны оккупантам за «освобождение».
Прошло 200 лет после того, как перестало существовать ВКЛ, и потомки тех, кто чудом выжил после московских нашествий, кто вернулся из плена, кто остался сиротами, уверенно произносят кощунственную фразу: «Мы всегда были вместе»…
* * *
Дмитрий Дрозд — историк-архивист, автор книг «Землевладельцы Минской губернии. 1861—1900», «Землевладельцы Минской губернии 1900—1917». После Площади-2010 был осужден за участие в «массовых беспорядках» на три года колонии усиленного режима. Вышел на свободу в августе 2011.
