В конце января Центральное разведывательное управление США опубликовало на своем сайте 13 миллионов страниц документов, которые ранее были доступны только в Национальном архиве. Некоторые из них содержат сведения о Беларуси, которые в разное время вызвали заинтересованность у американских спецслужб — от сводок погоды до аэрофотоснимков военных объектов.
Скан файла ЦРУ о эмигрантке из Беларуси Нине Якубович, которую пыталась завербовать советская разведка.
Документы ЦРУ, рассекреченные в рамках Акта о разоблачении нацистских военных преступников 1998 года, также содержат много интересной информации по истории послевоенной волны белорусской эмиграции.
Необходимо, однако, учитывать, что лица, которые в них упоминаются, не обязательно являлись военными преступниками — это означает только, что они сотрудничали в той или иной степени с немецким оккупационным режимом в годы Второй мировой войны, и ЦРУ проверяло факты такого сотрудничества — с разным результатом.
Некоторые из этих лиц теряли возможность переезда в США и даже уже полученное когда-то американское гражданство, другие — становились агентами американских спецслужб и готовили кадры для шпионажа на территории СССР.
Белорусы в ЦРУ были заангажированы в ряд проектов, которые имели своей целью прежде всего получение актуальных сведений о состоянии вещей в Советской Беларуси, антисоветскую агитацию белорусского населения и подготовку к возможным военным действиям против СССР.
Здесь встречаются как интересные факты из биографий известных личностей, так и не менее примечательные сюжеты из жизни малоизвестных фигур. Но всех этих персонажей объединяет сходство их судеб в военное время в Беларуси и в эмиграции в Западной Европе и США, а также то, что они оказались в водовороте противостояния американских, немецких и советских спецслужб.
Сомнительная связь с Родиной
Отдельные белорусы начали сотрудничать с разведкой США сразу же после падения нацизма, еще в американской зоне оккупации Германии. Американцев и белорусов из числа тех, кого принято называть коллаборационистами, объединяло стремление бороться с коммунизмом.
Прежде всего необходимо было узнать, остались ли все же на родине вооруженные силы, способные вести такую борьбу.
Первым в белорусских эмигрантских кругах попытался отправить своих агентов в Беларусь бывший командир белорусской бригады войск СС полковник Франтишек Кушель.
В 1948 году он при содействии американской военной контрразведки (CIC) отправил из Западной Германии двух агентов для налаживания связи с белорусскими партизанами в Польше и БССР.
Неизвестно, действительно ли верил Кушель в существование антисоветской партизанки, но в 1950 году он от имени Объединения белорусских ветеранов направил письмо на имя директора радиостанции «Голос Америки», призывая делать передачи по-белорусски, потому что они «могут быть услышаны белорусскими партизанами… на родине». Так или иначе, в 1950 году один из агентов вернулся в Германию и заявил, что миссия была выполнена — ему удалось встретиться с представителями белорусской партизанки на Полесье, в 20 км на восток от Пинска, в районе деревни Качановичи. Второй агент еще раньше прислал письмо о том, что «возвращается домой» в БССР.
Документы в деле Кушеля содержат изложение результатов допроса агента Антона Дуды-Монича о его поездке в БССР и обратно, а также анализ этой информации (об этих документах уже было упомянуто в номере «НН» от 7 декабря 2016 года). В том числе имеется ответ Организации Гелена (западнонемецкая разведка) от 30 октября 1950 года с выводом о том, что Дуда, возможно, был только в ПНР, но никак не в Беларуси, а его рассказ, очевидно, сфальсифицирован самим Кушелем, что подтверждается, в частности, нежеланием Дуды давать другим офицерам подробные показания о «белорусской партизанке», а также тем фактом, что, сравнив рассказ Дуды с рапортом Кушеля, можно заметить, что последний знает о «партизанах» гораздо больше.
Мотивом для фальсификации, по мнению авторов анализа, было желание Кушеля усилить свой вес в эмигрантских кругах.
Организация Гелена, однако, утверждала, что белорусских партизанских групп за железным занавесом нет.
Недоверие к информации Дуды было подкреплено тем, что после возвращения из-за границы он проявил нездоровый интерес к алкоголю и женщинам.
Кушеля же, в свою очередь, американцы подозревали в сотрудничестве с советской госбезопасностью еще в 1939—1941 гг. — и, как нам теперь известно, небезосновательно: он действительно был завербован НКВД под псевдонимом «Крымский». Это, однако, не помешало ему в 1952 году стать агентом ЦРУ с криптонимом CAMBISTA-10 в рамках программы AEQUOR, которая предусматривала подготовку агентов для переброски в БССР в контакте с Радой БНР.
Рассказ об этой программе заслуживает отдельной статьи.
В одном из отчетов сотрудника американской разведки о беседе с другим деятелем эмиграции, бывшим бургомистром оккупированного Минска Витовтом Тумашем (который сотрудничал с ЦРУ начиная с 1954 года под криптонимом AECAMBISTA-16), содержится также интересное упоминание о деятельности в 1944—1945 гг. созданного абвером белорусского диверсионного батальона «Дальвиц»:
на допросе в CIC в 1950 году радистка батальона Юзефа Бречко утверждала, что в конце войны получила в Берлине 16 радиосообщений от Витушко и помнила код для связи с ним. Как можно предположить, эта информация, однако, никак не пригодилась спецслужбам США. Впрочем, попыток наладить связь с «белорусскими партизанами» другим способом они не прекратили. Но это, опять же, совсем иная история.
Машинистка-вербовщица
Интерес к белорусским беженцам проявляли не только американские спецслужбы, но и советская разведка.
Белорусские национальные круги были довольно сильно инфильтрированы советскими агентами еще с довоенных времен — иное дело, что не все завербованные агенты поддерживали связь со спецслужбами СССР и действовали во время войны или после ее окончания в согласии с ними — скорее, даже наоборот. Факты, однако, таковы, что многие известные деятели белорусского движения (такие как упомянутый Франтишек Кушель, его жена Наталья Арсеньева, журналист Антон Адамович, военнослужащие Константин Езовитов, М.Демидов, М. Зуй, Р. Зыбайло и многие другие) были завербованы НКВД, а впоследствии играли немалые роли в национальном движении как во время войны, так и в эмиграции.
В послевоенные годы среди эмигрантов подозрения в связях с Советами сделались любимым оружием во время политических баталий и самым эффективным средством скомпрометировать оппонента — маловажно, с реальными основаниями для обвинения или без них.
Интересно, что сотрудничество с несоветскими спецслужбами также некоторыми считалось пороком — так, сторонники Белорусской центральной рады (БЦР) на протяжении определенного времени обвиняли своих конкурентов — членов Рады БНР — в том, что последние «продают белорусов американцам». Притом бэцээровцы сотрудничали с британской разведкой, а впоследствии и сами не побрезговали предложениями американцев об аналогичном сотрудничестве. Но все эти дела более-менее известны. Интереснее встретить в подобных историях след человека простого, ничем особенным не примечательного — такого, о котором никто бы никогда и не подумал, что он может быть замешан в таких делах.
Станислав Станкевич в межвоенные годы и в период немецкой оккупации был как раз таки видным деятелем — во время войны в разное время являлся бургомистром Борисова и окружным заместителем БЦР в Барановичах, потом, после бегства нацистов из Беларуси, редактировал в Берлине газету «Раніца». 16 мая 1951 года датирован рапорт Станкевича о попытке вербовки его советским агентом Ниной Литвинчик, которая в 1945 году работала машинисткой в Главном управлении военных дел (ГКВС) БЦР в Берлине. Это, впрочем, не удивительно — работала же в БЦР еще в Беларуси советский агент Евдокия Козел (Козлова), да и одна ли она.
Согласно документам CIC, Нина Литвинчик была завербована, скорее всего, уже в Германии, в 1947 году агентом советского МГБ и пыталась привлечь к сотрудничеству свою подругу Нину Якубович.
Сама Литвинчик на то время уже вышла замуж за немца и проходит в большинстве документов под именем Nina Siem.
Станислав Станкевич свидетельствовал, что Литвинчик, которую он знал еще со времен работы в Берлине, предложила ему сотрудничать с советской разведкой за денежное вознаграждение (Советы знали, что он тогда временно потерял работу). Когда Станкевич отказался, та напомнила, что его родители остаются в БССР и им могут грозить неприятности.
Станислав Станкевич. Фото из блога Натальи Гордиенко.
Станкевич, однако, сообщил о предложениях Литвинчик американцам: сотрудничать с коммунистами он не желал «по идейным убеждениям».
Станислав Станкевич в том же 1951 г. начал работать в мюнхенском Институте по изучению СССР, который также координировался ЦРУ. Документы CIC свидетельствуют, что в 1950 г., подавая документы на переезд в США, Станкевич фальсифицировал всю информацию о своей деятельности в годы войны, в результате чего ему было отказано, и переезд его семьи в США состоялся только в 1958 г.
Агентом ЦРУ Станкевич сделался еще в 1954 году, ему был присвоен псевдоним AECAMBISTA-17 (тем не менее он считался ненадежным, так как злоупотреблял алкоголем и мог разгласить секретную информацию).
Хотя в опубликованных документах ЦРУ нет доказательств непосредственного участия Станкевича в уничтожении еврейского населения Борисова, из письма директора Офиса специальных расследований следует, что в конце ноября 1980 года эта организация планировала передать дело Станкевича в суд, но, очевидно, не успела: за две недели до того он умер.
Киднеппинг за спинами разведок
В этом деле содержится также информация о подозреваемой в сотрудничестве с советской разведкой Нине Якубович.
Уроженка Слонимщины, она работала в белорусской администрации в Слониме, а затем в Главном управлении военных дел БЦР в Берлине вместе с Ниной Литвинчик и была ее близкой подругой. В Германии она вышла замуж, родила внебрачного ребенка, которым забеременела еще в Беларуси. Мальчик попал в немецкий детский дом.
В 1947 Якубович сообщила CIC о попытке ее вербовки советскими агентами.
Дело в том, что она получила телеграмму от Литвинчик, которая сообщала, что ребенок Якубович находится в Берлине у приемных родителей. Нина Якубович тайно пробралась в советскую зону оккупации, но приемные родители потребовали от нее подтвердить свое материнство в полиции. Та призналась полицейским, что попала в советскую зону оккупации нелегально, и была переведена в советскую комендатуру, где ее стали шантажировать фактом сотрудничества с немцами во время войны и склонять к «искуплению грехов».
Якубович получила задание передать советской разведке информацию о белорусских беженцах и их сотрудничестве с западными спецслужбами. После того как она сразу же сообщила CIC о том, что с ней произошло, ей никто не поверил, поэтому она решилась вернуться в советскую зону оккупации и сумела похитить сына.
Нина Литвинчик была арестована в 1953 году и призналась в сотрудничестве с советской разведкой, но отказалась называть конкретные фамилии, так как боялась за свою оставшуюся в Беларуси семью. В итоге ей присудили пять лет тюрьмы.
У Нины Якубович из-за ее контактов с Литвинчик возникли серьезные проблемы — ей не давали разрешения на переезд в США.
Борис Данилюк, который во время немецкой оккупации работал вместе с ней в Слонимской окружной управе, вспоминал: «Какие могли быть политические препятствия ее приезду в Америку, не могу вообразить, ибо не думаю, чтобы кто либо мог быть настолько неосторожен, чтобы допустить ее к политике или взять в какую-либо разведку».
Исследователь истории белорусской эмиграции Лявон Юревич пишет, что сын Нины Якубович Юрка был позже исключен из Объединения белорусов в Великобритании «за вредную для организации деятельность».
Одноклассник Витушко
Хотя основное внимание американской разведки было направлено на сотрудничество с Радой БНР, сторонники Белорусской центральной рады также попадали в поле ее зрения — особенно, если они были причастны к военным преступлениям.
Эммануил Ясюк, родившийся в 1906 году на Новогрудчине, ходил в гимназию вместе с Михалом Витушко и был его близким другом, учился в межвоенные годы в университете в Льеже (Бельгия) вместе с кузеном Витушко, Дмитрием Космовичем, и получил диплом инженера.
Во время немецкой оккупации Ясюк в разные годы возглавлял Клецкий и Столбцовский уезды и являлся членом БЦР — однако перед приездом в США в 1949 году он эту информацию утаил.
В архиве ЦРУ хранится рапорт агента ФБР Стэнли Левчика от 14 сентября 1951 года, согласно которому секретный информатор «другой правительственной организации» (имеется в виду ЦРУ) свидетельствовал, что во время немецкой оккупации Ясюк служил в одном из отделов барановичского СД и отличился жестокостью и преследованием в отношении польского населения.
Эммануил Ясюк. Фото из блога Натальи Гордиенко.
Информатор обвинял Ясюка в составлении списков представителей польской интеллигенции в Барановичском округе (около 30 человек, в том числе несколько католических священников), которые в итоге были расстреляны. Эти сведения также подтвердил человек, указанный в рапорте «Wіodzimierz Sanko» (возможно, имеется в виду Владимир Сенько, бывший глава полиции Несвижского повета, позднее — офицер разведки Бундесвера).
Во время проверки перед переездом в США в 1948 году Ясюк назвал себя поляком и солгал, что во время Второй мировой войны работал садовником в католическом монастыре в Ловиче под Лодзью. На более позднем допросе в ФБР в свое оправдание Ясюк заявил, что при проверке присутствовали сотрудники американского консульства в Штутгарте, которые в 1946 году приняли его на работу в Комиссию по перемещенным лицам и знали о его подлинной деятельности во время войны (по словам американского исследователя Марка Александра, эти сотрудники являлись офицерами контрразведки, а Ясюк был их информатором).
Ясюк отвергал все обвинения в сотрудничестве с нацистами, настаивая, что белорусская администрация была независимой от немцев, и только в случае появления в округе коммунистов он вынужден был бы выдать их немцам (коммунистов, однако, по его словам, в округе не было вообще). Что до обвинения в причастности к смерти ксендзов, он утверждал, что единственным священником (православным), который погиб во время немецкой оккупации, был его тесть, убитый «российскими диверсантами».
Возвращения на родину Ясюк боялся по той причине, что его брат Денис якобы попал в руки советским властям и был повешен в присутствии своей семьи.
Жена коллаборанта
Завершается рапорт информацией о намерении Ясюка жениться на гражданке США. Тот факт, что в Беларуси Эммануил Ясюк уже был женат, невесту не смущал — он якобы не мог запросить документы о согласии на развод, ведь считался на родине военным преступником.
Примечательно, что агенты ФБР были не слишком осведомлены о геополитических реалиях и предполагали, что родные места Ясюка, как и прежде, находятся в Польше. Сам Эммануил Ясюк утверждал, что его жена и дети были убиты коммунистами в 1939 году. Иван (Ян) Калоша, сотрудник белорусской администрации в Несвиже, тем не менее, свидетельствовал, что жена Ясюка, Анастасия (Ната) Ждан, работала во время немецкой оккупации учительницей в Лани, и он видел ее в лагере для перемещенных лиц в Регенсбурге в 1949 году. На более позднем допросе, однако, Ясюк возразил, что эти сведения относятся к его свояченице. В «Эпизодах» Ефима Кипеля также есть упоминания о «спадарыне Ясюк», датированные 1949 годом — из контекста следует, что речь идет как раз о жене. По свидетельству Ивана Калоши, в Регенсбурге семья Ясюков появилась вместе с Александром Русаком — еще одним сотрудником барановичского СД.
Сотрудничество Эммануила Ясюка с американскими спецслужбами в Западной Германии помогло ему стать одним из первых белорусских эмигрантов, попавших в США. Здесь Ясюк стал вице-председателем Белорусского конгрессового комитета Америки и основателем Союза американско-белорусских ветеранов.
Он умер в 1977 году, за два года до создания Управления специальных расследований, которое позже начало изучать деятельность белорусских коллаборантов во время войны — в том числе и его.
Преступник без гражданства
Братья Иван и Александр Авдеи во время немецкой оккупации также сотрудничали с барановичским СД и были назначены руководителями Несвижского и Столбцовского поветов соответственно.
Известно, что Александр был женат на выпускнице Виленской белорусской гимназии Любе Мартинчик, сестре известного западнобелорусского деятеля Николая Мартинчика. Когда братья Авдеи в начале 1950-х вознамерились переселиться в США, их деятельностью во время войны заинтересовались соответствующие службы.
Согласно документам, которые содержатся в деле Ивана Авдея, в 1942 году он вместе с уже упомянутым Иваном Калошей в Несвиже составил список из 120 имен «политически опасных» поляков (преподавателей, священников, военных). Притом И. Авдей лично принимал участие в расстреле арестованных (80 человек, в том числе 4 ксендзов и 5 монахинь) 5 августа 1942 года в урочище Гайки, в 11 км от Несвижа, за что был приговорен польским подпольем к смерти. Также И. Авдей обвинялся как активный участник уничтожения нескольких тысяч евреев в окрестностях Несвижа.
В итоге, в 1980 году Министерство юстиции США подало против И. Авдея иск за фальсификацию показаний во время заполнения документов на въезд в США (кроме сокрытия фактов биографии, свою национальность он представил как литовскую). В 1984 году ему было разрешено добровольно отказаться от американского гражданства, без доведения дела до суда, и выехать в ФРГ. Иван Авдей стал единственным участником белорусского движения времен нацистской оккупации, который был лишен американского гражданства в результате совершенных им преступлений.
(Продолжение изложения рассекреченных материалов следует.)
«Наша Нiва» — источник качественной информации и бастион беларущины
ПОДДЕРЖАТЬ «НН»
