Какие, казалось бы, могут быть здесь сравнения. Он мировая икона левого движения, его знают в лицо миллионы. А ее именем назван десяток улиц в Беларуси и наш местный сорт сирени.
Вместе с Samsung Galaxy S9|S9+ мы продолжаем наш проект «Белорусские героини». Рассказываем о женщинах, которые вошли в белорусскую историю. Это бунтарки, художницы, поэтессы — те, что жили давно, и наши современницы. Мы уже знакомили вас с Эмилией Плятер, а сегодня углубимся в историю жизни Веры Хоружей.
Против Хоружей сыграла теория больших чисел. Если бы она — со своими талантами, целеустремленностью, характером — родилась в Латинской Америке, команданте Че выглядел бы блекло на ее фоне.
У них немало общего, вплоть до календарных совпадений. Оба, например, прожили 39 лет, оба погибли в плену от рук врагов, оба, пожертвовав личным, положили жизнь за идею мировой социалистической революции. Хоть идея эта сегодня выглядит такой же спорной, как средневековое освобождение Гроба Господня от сарацин.
ХоруНжая
Настоящая фамилия Веры — Хорунжая. Но потом буква «н» затерялась. Возможно, произошла ошибка во время изготовления документов, но могли быть и идеологические причины. Нам сегодня трудно понять, но в сталинские времена даже фамилия могла быть «классово чуждой» и опасной для носителя.
Вера родилась в Бобруйске в 1903 году, ее отец на тот момент служил в полиции помощником пристава. Этот факт биографии впоследствии замалчивался. Да и Вера вряд ли запомнила отца в мундире. Ей было пять лет, когда Захара Бонифатьевича Хорунжего уволили из царских «органов». Устроиться на работу ему удалось лишь спустя нескольких лет — мелиоратором. Большая семья Хорунжих, где у неугомонной Веры были еще младшие сестры и брат, переехала в Мозырь. Здесь, над Припятью, Вера окончила школу. Здесь же, еще подростком, увлеклась революционными идеями.
Вера вступает в комсомол. «Молодая милая девушка в кожаной куртке, в мужской шапке» — описывает ее современник и добавляет, что так одевались тогда все комсомольцы.
Они организовывали школы для неграмотных, агитировали, ходили с патрулями. Собирали продналог и в составе красноармейских Частей особого назначения (ЧОН) боролись с «бандитизмом», в том числе с выступлениями возмущенных новым порядком крестьян.
Эпизод с Балаховичем
«Это был человек без сердца», — писала о Че Геваре жена Фиделя Кастро, после того как сбежала с Кубы в Испанию. Она рассказывала о массовых расстрелах без суда и говорила, что они на совести Че.
Мы совсем мало знаем о деятельности Веры Хоружей в Гражданскую войну и после нее, когда она во время учебы в Минской партийной школе тоже «боролась с бандитизмом», когда действовала в Западной Беларуси, где в 1920-х гг. советская власть развернула широкую диверсионную деятельность.
Во всех советских биографиях Веры без подробностей говорится, что она «боролась с бандами балаховцев». Основано это громкое заявление, по-видимому, на статье «Последняя боевая страница», которую Вера в 1923-м опубликовала в «Чырвонай змене».
Речь идет про Полесский поход 20-тысячной армии Булак-Балаховича, которая, пройдя весь белорусский юг, в ноябре 1920-го заняла Мозырь. Отсюда Балахович планировал ударить на Бобруйск и Борисов, в то время как польские войска займут Минск. Правительство БНР и советское правительство Булак-Балахович объявлял нелегитимными, а себя — начальником независимого белорусского государства. Но вряд ли его государство было бы независимо от Пилсудского… Балахович опоздал: поляки отступили из Минска, не дождавшись его. Красная армия через неделю выбила балаховцев из Мозыря.
В той статье Хоружая описывает не боевые действия, а, скорее, молодежную тусовку. Как комсомольцы, когда Мозырь заняли балаховцы, выезжают последним поездом. А когда балаховцы начинают отступать, комсомольцы рвутся на фронт, а партком им запрещает… В результате, они «гнались по следам с передовыми частями наших войск, но не успели схватиться с врагами». Так что «боролась с оружием в руках» в этом случае — преувеличение.
«Самая лучшая эпоха жизни»
После заключения советско-польского мира Вера из Мозыря попадает в Минск. Трехлетнее пребывание в столице советской Беларуси, учеба, молодые годы и страсти… Все это заканчивается в 1924-м, когда вместо минской слушательницы ВПШ Веры Хоружей под Белостоком появилась учительница Вероника Корчевская. В западнобелорусском подполье Хоружая взялась создавать комсомольские структуры, распространять коммунистическую литературу, проводить собрания…
Многих сегодня шокирует тот факт, что в Беларуси до 1930-х было четыре государственных языка. Но такова реальность, и Вера тому подтверждение. Очевидцы вспоминали, что она прекрасно разговаривала не только по-белорусски и по-русски, но и по-польски. А еврейские женщины западнобелорусских местечек, с которыми она останавливалась перекинуться парой слов на идиш, вообще принимали ее за свою. Знала Вера и немецкий язык.
Хотелось ли ей уезжать из Минска на подпольную работу? Вряд ли. В Минске у Веры оставалась сердечная привязанность.
«Недавно с письмами прислали фотографии. С какой радостью я долго смотрела в родные знакомые лица! Был там и Т. Несколько дней тому назад читала его рассказ и там, между прочим, увидела такую строчку:
«Хорошая девушка!.. Какой же подарок ей принести? Вот если бы кусок неба ей на платок голубой!»
Представь себе только, какой радостью на меня повеяло, сколько милого, прекрасного, незабываемого вспомнилось!.. Помнишь, ведь, пожалуй, самая лучшая эпоха нашей жизни была овеяна этим голубым куском неба?..» — писала Вера минскому другу С. в конце июля 1925 года.
Этот Т. — писатель Анатоль Вольный, с которым Хоружую связывала близкая дружба, а может, и нечто большее. Сохранились воспоминания, как Вера бежала к нему в объятия за кулисами во время литературного выступления. Да и один из ее литературных псевдонимов был — «Анатолька».
Минск тогда не был велик, все знали всех. И комсомолка Вера была в водовороте культурной жизни — сохранились воспоминания, как на премьере пьесы Владислава Голубка «Князь Кочергин» она, не сдержавшись, выскакивает на сцену и жестко критикует «дядьку Голубка» за фривольность пьесы. А Голубок, загримированный под князя Кочергина, выходит из-за кулис и вступает в дискуссию…
«Мерзавец»
Вера была арестована в Польше в сентябре 1925-го, во время массовой «зачистки» членов Коммунистической партии Западной Белоруси. Семь лет она пробудет в заключении, в женской тюрьме «Фордон» в Быдгоще. Условия польского заключения позволяли Вере много писать, читать, учиться, общаться с такими же молодыми белорусскими коммунистками. «Не беспокойся обо мне: мне хорошо, так хорошо, насколько может быть хорошо в тюрьме», — писала она сестре.
-
22 марта 1928 года. Брату Василию.
«…Вы себе воображаете, что я уже накануне могилы, а это совсем смешно. Ни чахотки, ни ревматизма — этих неотлучных спутников всех заключенных — у меня еще нет. Вместо всех ужасных болезней у меня только немножко не в порядке сердце, но это ведь не болезнь, а только, кажется, результат нервного расстройства.
…У меня время летит и летит. Уже третья весна в тюрьме, а осень уже будет четвертая…. Какое счастье, что в тюрьме я все-таки вижу, чувствую меняющиеся времена года!.. Пойдите обязательно в лес и нарвите подснежников…»
Из ее писем родным и друзьям в СССР составили книгу «Письма на волю». Она вышла с предисловием Надежды Крупской, вдовы Ленина, но без имени Веры Хоружей на обложке: ради безопасности автора книгу подписали псевдонимом «Польская коммунистка».
Из тюрьмы, переписываясь с друзьями, она пытается узнать, почему же Анатоль Вольный ей не пишет. И только в 1929-м узнает. «Тот день, когда я узнала, был для меня одним из самых горьких дней в тюрьме…»
Дело, считает исследовательница Анна Северинец, касалось скандала, случившегося в 1926-м, который долго обсуждался в литературных кругах Беларуси и описан в статье «Чырвонай змены», вышедшей под названием «Мярзавец».
Сюжет такой. Анатоль Вольный после отъезда Веры продолжал богемную жизнь. Он познакомился с официанткой, вскоре сыграл с ней свадьбу, на которой гуляла вся литературная богема. Но в скором времени Вольный потерял интерес к жене и она буквально «пошла по рукам», став в конце концов проституткой…
О том, как Вера пережила разочарование в близком человеке, свидетельствует внутренне напряженное письмо «товарищу В.»: «Право, было недурно каждый день ждать перенесения в лучший мир, но и теперь неплохо: опять берусь за книги, за уроки, опять, но, уже не прощаясь, любуюсь солнцем и небом».
Анатоль Вольный, кстати, в 1929-м также страдал от сердечных переживаний, разрываясь между дружбой с Михасём Чаротом и любовью к его жене Анне Савич. Вольный даже предложил ей главную роль в снимавшемся по его произведению фильме «Хвоі гамоняць» [«Сосны шумят»] и увез на съемки…
Если роман Хоружей в Вольным и имел место, считает Анна Северинец, то он пришелся на самые первые годы пребывания Веры в Минске. Поскольку с 1923 года Вера была замужем за польским деятелем Коминтерна Станиславом Скульским-Мертенсом.
Балхаш и новая семья
Хоружая провела в польских тюрьмах семь лет, пока ее и еще нескольких заключённых не обменяли на польских узников советского ГУЛАГа. На станции Негорелое, первой на советской территории, Веру встречали как героиню. А потом начались проблемы.
Есть мнение, что Фидель Кастро направил Че Гевару в последнюю операцию в Боливию, чтобы от него избавиться. Слишком неудобным для диктатора Кубы стал вечный революционер. Нечто подобное произошло и с Верой после освобождения из польской тюрьмы. Сталину нужны были не герои, а винтики.
В 1935-м Хоружую заставляют вернуть орден, которого она была удостоена во время тюремного заключения, выносят ей выговор за «нарушение дисциплины» и высылают в Казахстан, на строительство Балхашского горно-металлургического комбината. Конечно, она работала не в зековской бригаде, а в партийном отделе, но перспективы, как увидим дальше, были безрадостные.
К тому периоду относится воспоминание о ее характере и манере говорить: «Я любила слушать, когда она, чуть картавя, произнося ряд слов на польский манер, читала на память стихи Мицкевича, Пушкина, Лермонтова. Рассказывала, что, сидя в польской тюрьме, так навострила свою память, что читала наизусть о давно прочитанном…» — вспоминала ее коллега по Балхашстрою.
На Балхаше Вера во второй раз вышла замуж за коммуниста Сергея Корнилова, у них родилась дочь Анна.
По доносу мужа?
Есть версия, что к бедам, обрушившимся Вере на голову, был причастен ее первый муж Станислав Скульский. Он будто бы методично сообщал партийным органам про «ошибки» Хоружей. Была ли это личная месть? Вряд ли. Скорее всего, из него под арестом просто «выбивали» показания.
Спустя два года, в 1937-м, Веру с Балхашстроя забирают в Минск, в НКВД. Ее дело ведут четыре следователя, пытаясь заставить ее — ту, что отбыла семь лет в Фордоне, — признаться в шпионаже в пользу Польши. Вера требует очной ставки со свидетелями, на показаниях которых строится дело. Но никого из этих четверых, в том числе Станислава Скульского, уже нет в живых — они расстреляны.
Удивительно, но ей удалось оправдаться. В 1939-м ее освободили в зале суда после речи, в которой она, перефразировав короля Франции, сказала: «Советское государство — это я».
Репрессии советской власти Вера воспринимала с безграничным смирением, можно сказать христианским. Она, как библейский Иов, не устает прославлять коммунистического бога, который раз за разом отбирает у нее все.
«…И если трибунал вынесет приговор о направлении меня в лагеря, я буду первым помощником руководству лагерей, буду первой бригадиршей стахановского движения и также буду перегрызать горло любому врагу…» — говорила она в последнем слове на суде.
Беременная в партизанах
Наступил 1939 год. Гитлер напал на Польшу, следом в Западную Беларусь и Украину вошла Красная армия. Вера сразу же пригодилась — ее с мужем направляют работать на новые территории, в Пинский обком партии.
Финотдел в Пинске возглавлял Василий Корж, «человек с двумя орденами и двадцатью годами боевого стажа». Этот «финансист» прошел диверсионную школу НКВД и практику на западнобелорусских дорогах, испанские интербригады.
И летом 1941-го, в первые же дни войны Корж организует в Пинске партизанский отряд, в который попадают и Вера с мужем. И в одном из первых столкновений с немецкой кавалерией Сергей Корнилов погибает. Вера, которая и здесь остается журналисткой и агитатором, пишет об этом очерк, короткими фразами, через которые прорывается горький плач. И завершает его цитатой героини испанского сопротивления Долорес Ибаррури: «Лучше быть вдовой героя, чем женой труса».
Почти силой Корж отправляет ее, беременную, за линию фронта. Пешком Вера на седьмом месяце прошла от Житковичей до Гомеля. Когда родится сын, она назовет его Сергеем в честь покойного мужа.
Вернуть «Ад веку мы спалі»
Сидя «в декрете», Хоружая стремится быть полезной. Следующую цитату раньше нигде не публиковали, и она показывает, насколько Хоружей, которую часто воспринимают как стерильную советскую интернационалистку, была близка родная белорусская культура, причем не только советская. Эту цитату литературовед Анна Северинец обнаружила в редакционной машинописи статьи «Янка Купала и Вера Хоружая» Семена Кэмрада (Соломона Каплана), русского писателя с корнями из Беларуси. «С.», к которому время от времени обращается Вера Хоружая в своих знаменитых, впоследствии изданных книгой, письмах — это он, Семен Кэмрад, товарищ и соратник Веры по боевым комсомольским минским 20-м. В окончательный вариант статьи цитата не попала.
-
«Возрождение национального самосознания белорусов как добавочный стимул в борьбе против гитлеризма. Не следует ли использовать несправедливо изгнанную песню «Ад веку мы спалі»? Песня в народе не забыта, пользуется популярностью. Почему смерть знаменитого белорусского писателя Змитрока Бедули обойдена полным молчанием? Почему двадцать пятая годовщина со дня смерти Максима Богдановича отмечена постольку, поскольку необходимо было отметить гитлеровской пропаганде?..»
-
Нужна была смелость, чтобы называть «соцдемовскую» песню «незаслуженно забытой» и заступиться за авторов «нашенивского периода».
Бусы Веры Хоружей
Чуть позже Вера направит Пантелеймону Пономаренко, начальнику Центрального Штаба партизанского движения, просьбу направить ее в оккупированную Беларусь.
Кем надо быть, чтобы бросить двоих маленьких детей, один из которых, есть вероятность, даже не запомнит тебя, мать?
В своем очерке «Коммунисты отвечают за всех детей на свете» она описала как уезжала, оставляя детей на мать и сестру. Трудно сказать, сколько там искренности, а сколько обработки редакторов «Правды», в которой очерк печатался после войны, перед тем как Вере посмертно присвоят звание Героя Советского Союза.
-
Светозарная мая Беларусь!
«Помните ли вы, товарищи, Провиантскую улицу в нашем Минске? Разумеется, помните. Вот она — прямая и длинная, с небольшими приветливыми домиками, садами и палисадниками, зеленая и веселая от детского и птичьего щебета. Она была у нас немощеная, на далекой окраине города… Милая, милая Провиантская улица. Такие есть в каждом нашем городе: в Могилеве и Борисове, в Слуцке и Барановичах, в Белостоке и Гомеле.
Тяжелая и сильная, как звериная лапа, скорбь хватает за душу, жгучая злость буйным пламенем обжигает сердце: наши улицы и наши города, наши шляхи и наши деревни, наши поля и сенокосы — вся наша светозарная Беларусь в руках лютого, злого врага…»
-
Псевдоним ее состоял из фамилии мужа и имен дочери и сына: Корнилова Анна Сергеевна. Через «Витебские ворота» прошла на оккупированную территорию, попала в Витебск. И началась подпольная работа: разведка, диверсии, корректировка огня.
О последних днях Че мы знаем очень много. Он был звездой, и даже боливийские солдаты, которые взяли его, раненого, в плен, фотографировались с ним перед расстрелом.
Схваченную после пяти недель подполья Веру Хоружую пытали в гестапо так, что она не могла сама идти. Это известно со слов других заключенных, которым удалось выжить. Имя ее удалось выбить из другой подпольщицы, сама Хоружая не назвалась. Единственное подтверждение того, что она погибла — была расстреляна во дворе тюрьмы — бусы. Их видели на шее той измученной пытками женщины, а назавтра бусы оказались в вещах расстрелянных, которые другим заключенным приказали отсортировать.
Где могила Веры, никто не знает. В памяти последующих поколений остался образ фанатичной коммунистки, слепленный идеологами. В этом ужас пропаганды: все, к кому она прикасается, из живых многогранных личностей превращаются в однообразных идолов. Но правда для того и существует, чтобы выходить на поверхность.
Читайте также:
Захватывающая история Эмилии Плятер, которая прожила свои 25 лет более свободной, чем ее современницы
