Поэтому с одной из старейших актрис труппы бывшего Купаловского театра, заслуженной артисткой Натальей Кочетковой «Народная Воля» встретилась в приподнятом настроении. Еще один спектакль «сдан», готовится к выходу следующий — это сюрприз. И на сердце, конечно, уже меньше печали.
— Понимаю, как трудно пускаться в эти воспоминания снова и снова, но все-таки спрошу: как лично вы принимали решение о том, чтобы уйти из театра? Вы ведь человек старшего поколения, проработали в Купаловском 50 лет. В этом возрасте уже, как говорят, и стены держат.
— Когда в конце августа закончился отпуск и я пришла в театр и узнала о событиях в Минске и о том, что бесцеремонно уволен наш директор Павел Павлович Латушко, у меня и мысли не было оставаться. Но потом, признаюсь, в душе начались колебания… Мне вдруг стало страшно — ведь у нас такой коллектив, такой театр! Но на собрании выступил Николай Николаевич Пинигин. Он сказал: «Я ухожу. Но это не значит, что вы должны идти за мной. Каждый решает сам за себя». Ну, здесь уж двух мнений быть не могло: без Пинигина оставаться в театре было бессмысленно. Он наш лучший режиссер. Короче, я написала заявление. И мне стало так легко, так на душе чисто… Больше никакие сомнения и сожаления меня не терзали.
— Не зря говорят, что счастье — это чистая совесть.
— Другого пути быть не могло.
— А какие аргументы выдвигали те актеры, которые остались?
— Одна актриса сильно упирала на то, что мы некультурно вели себя с министром, что не выслушали его. Это еще больше убедило меня в правильности моего решения: люди даже не поняли, что дело совсем не в министре, в каком-то чиновнике…
— Но антагонизма друг к другу вы тогда еще не испытывали?
— Мы и сейчас, в принципе, его не испытываем. А вот оставшиеся, наши бывшие коллеги, ведут себя, я считаю, непорядочно. С нашей стороны в их адрес не прозвучало ни одного бранного слова. Каждый сделал свой выбор. Что ж вы ядом исходите? У меня это вызывает чувство отвращения.
— Там теперь главный рупор «праведного гнева» актриса Ольга Нефедова.
— И не только. Давали интервью и другие. Причем уничижающие интервью: мол, хотите играть в подворотне — пожалуйста. Ну, а про Олю… Столько лет вместе работали, и я даже не предполагала, сколько в человеке таится высокомерия.
— Интересно, на какой творческий процесс они рассчитывают? Кто будет ставить им новые спектакли?
— В том-то и дело. Меня поразило, как Овсянников на собрании с Лукашенко просил: «Нам бы парочку режиссеров». А Лукашенко отвечал в том смысле, что давайте ищите сами, из своих. То есть ясно, что человек ничего не понимает в театральном деле. Да и кто будет ставить на роли глубоко возрастных актеров?.. Так что сейчас они, по сути, просто обслуживают власть, и когда-нибудь им будет за это стыдно. Я все-таки верю…
— И я верю, что ход истории не остановить. Но жертвы колоссальные — шутка ли, потерять Купаловский театр! Хорошо, что вы находите возможность работать.
— Мы вот только-только вышли из новых съемок, но фильм (а снимали именно фильм) сейчас на монтажном столе. Какой — узнаете позже, всему свое время.
— Как настроение у Николая Пинигина?
— Он молодец. С верой в будущее и с большими планами — это важно.
— Планы связаны со «Свободными купаловцами»?
— Ну, конечно.
— Вы ловили себя на мысли, что просто хочется зайти в здание театра?
— Недавно ехала с мужем мимо на машине. Он спрашивает: «Ёкает сердце?» Нет! Совсем не ёкает. Самой удивительно. Когда уходила из театра, я даже в гримерку свою не зашла, не забрала вещи. Не могла, всё вдруг стало чужим. А теперь еще и затоптанное. Пришел Лукашенко — и в уличной обуви на сцену! Что, места мало? Сцена — место святое.
— Ну, а он по-хозяйски… Наверное, уже свыкся с ролью собственника. Наталья Григорьевна, когда я готовилась к встрече, хотела побольше прочитать о вашей семье. Ведь ваш отец — Григорий Алексеевич Кочетков, народный артист Узбекской ССР и народный артист БССР — служил после войны в нашем Русском — театре имени Горького. И ваша мама Мария Кузьменко там служила. Но в интернете о них почти ничего нет — эпоха была другая.
— Папа, к сожалению, довольно рано ушел, я еще и дипломированной артисткой не стала, только училась. Сердце… Театральная судьба помотала его по стране. Во время войны работал в Ташкенте, а после — в Москве в театре Советской армии. Но они уехали из столицы. Я до правды не смогла докопаться, но мама рассказывала (хотя мне трудно в это поверить сейчас), что на отъезде настоял именно папа, который говорил ей: «Я здесь, в Москве, умру». Что там произошло? Он боялся политических репрессий? Семейная тайна…
— Сначала вы были слишком молоды, а потом мама, скорее всего, не хотела вспоминать. Знакомая ситуация.
— Мама рассказывала, что Григорий Кочетков был так популярен, что поклонницы отрывали пуговицы от его пальто и пиджаков. Это были 1950-е годы. Он был очень обаятельный, сын помещика, семью которого разорила революция. Его родители всё бросили и убежали в Москву, чтобы затеряться. Жили очень трудно. Моя бабушка, например, умирала, лежа на огромном сундуке, в котором после ее смерти нашли кучу обмылков — вот что делает с человеком нищета. Конечно, папа всю жизнь скрывал свое происхождение.
— Папа успел увидеть вас в спектаклях?
— Только в студенческих и студийных, на профессиональных подмостках, к сожалению, нет. Но он, конечно, интересовался моей учебой, делал замечания: «Не пережимай, не старайся ты так сильно!» Сам-то он на сцене был очень органичный.
— А вас после диплома сразу пригласили в Купаловский театр?
— Да, но у меня был выбор: приглашали еще в областной театр имени Якуба Коласа в Витебск. Но… я не полюбила этот северный город, мне он почему-то всегда казался слишком ветреным, обдуваемым всеми ветрами.
— Кто из режиссеров был, как говорится, вашей путеводной звездой?
— Пожалуй, мне такого счастья не выпало. У Валерия Раевского я играла больше, у Николая Пинигина меньше. Но когда в театре не было работы, я ходила на озвучку на телевидение, не бездельничала. Хотя в последние годы у меня были две роли в спектаклях, которые я очень любила: «Земля Эльзы» и «Ювелир». Опять начался плодотворный период. И… быстро закончился.
— Вы считаете, что труппа уже не вернется в историческое здание?
— Трудно сказать… За себя я не переживаю. Я очень переживаю за наших молодых, 30—40-летних актеров (для меня они молодые). Я бесконечно их уважаю, очень люблю. Сейчас им надо выстоять. Верю: у них потом всё сложится, всё будет в полном порядке. Подобрались такие замечательные, талантливые ребята!
— Спасибо режиссеру Пинигину, это его работа.
— Конечно. Удивительно, какой у нас коллектив! Сейчас вот встречаемся, снимаем в холоде до ночи — очень трудно. Но общение приносит такую радость, такую взаимную любовь!.. Мы испытываем огромное уважение друг к другу. Я думаю, что если бы не случился наш уход, то мы, наверное, никогда не смогли бы так сильно чувствовать, так искренне друг о друге заботиться. Мы все открылись со своих лучших сторон.
— Как домашние — поддерживают вас?
— Поддерживают, причем с юмором. Сын по утрам, когда здоровается, всегда добавляет, что я — «барацьбіт». Они с мужем немного надо мной подтрунивают. Но мне нравится мое новое состояние свободы. Конечно, если бы не ковид, мы ездили бы на гастроли, нас ведь ждут, приглашают страны-соседи. Так что планы у нас есть.
