В понедельник, 14 декабря, около сотни пожилых людей были задержаны на площади Независимости. «Белсат» поговорил с Валерией Михайловной — возможно, самой старшей из задержанных. Она провела в РУВД около 6 часов.
«Меня зовут Валерия Михайловна. Я живу в Минске. Через 4 месяца мне будет 90 лет.
Мы с дочкой договорились погулять. Ей 67 лет, Людмилой ее зовут. Она сказала: «Пойдем на площадь Независимости». Мы пошли. Смотрим — никого не видно. Оказалось, все митингующие стояли за елкой.
Валерия Михайловна Смирнова. Фото: ТК / Белсат
Откуда ни возьмись, столько омоновцев прибежало! Я посмотрела — несколько автобусов стоит. Нас со всех сторон омоновцы прижали. Да не в один ряд они стояли, а в два или три. Такого «чуда» я еще не видела никогда. Аж ноги тряслись. Думала: «Куда они сейчас нас погрузят?»
Страшно было, конечно. Мы держались как могли. Омоновцы сплели руки между собой. Мы хотели вырваться — так никак же не вырвешься.
Все просили:
— Отпустите нас домой.
Но старший подошел и сказал:
— Мы только проверим ваши данные.
А я говорю:
— У меня все с собой. Вот, возьмите. Смотрите, я инвалид второй группы. Вот мое удостоверение.
— Нет, нам нужно все записать. Так что идите спокойно в автобус. Но никто не пошел. Они начали с четырех сторон сжимать нас. В общем вытеснили нас так, что мы сами заходили в автобус. Он уже был полон, так что мы ехали стоя около часа. Автобус ехал так медленно…
Мы спросили у омоновцев:
— Куда мы едем?
— Не знаем. Куда довезут, туда и довезут.
Все окна были заклеены темной бумагой. Душно. И те, кто сидел рядом, начали отрывать эту бумагу. Омоновцы стали кричать на них: «Что вы делаете?». Но люди не слушали их.
В Серебрянке мы оказались. Я в этом районе никогда не была. Завели нас в какие-то металлические бункеры, где было много дверей. Нас было 80 человек, и нас разделили на два бункера по 40 человек. Все стояли в холоде. Там что-то вдалеке отапливалось еле-еле, но дверь не закрывалась.
И вот мы примерно с 15.00 стояли. Присесть было некуда. В туалет выходили под конвоем. Девочки просили покурить — им не позволяли даже выйти из этого бункера. Воды нет. Целый день голодные. Ну, голодные, и хорошо. Пережили.
Когда нас регистрировали и всё забирали в отдельные мешочки, у меня не спросили про телефон, а я и не сказала. Так телефон остался у меня. Меня прощупали немножко. А мужчину так прощупывали! И шнурки сняли, и ремень сняли, и флаг нашли. Сказали: «По полной, дорогой, будешь платить».
Все вещи описали, положили в сторону, и на этот стол мы смогли сесть втроем. Остальные стояли. Шесть часов стояли. Потом в 20 часов нас начали вызывать. Сфотографировали и спросили, сколько раз были на митинге. Я сказала, что первый раз. И то мы не шли на митинг, а просто мимо проходили. Никакого митинга не было — люди только собирались. Но никто этого не учел.
Написали протокол и сказали подписать. Там где-то 10 подписей надо было поставить. Я спросила:
— А что вы написали в протоколе? За что я буду подписывать? Вы же меня в тюрьму посадите. За что?
— Ничего страшного, подписывайте.
— Очков не взяла. Даже не знаю, что мне делать.
— Мы пишем, что вы пришли на митинг.
— Да не вышла я на митинг! Мимо шла.
— Нет, все равно вы были на митинге. Ставьте подпись.
Я расписалась во всех местах, кроме последнего.
— А тут что за подпись?
— Что вы согласна с протоколом.
— Нет, я не согласна.
— Ну, как хотите. Можете и не подписывать.
— Здесь не буду подписывать.
Этим и закончилось. Думала, что заберут меня на старости лет в тюрьму, посадят и буду отбывать ни за что… Мы шли с дочерью под ручку и попали в бункер. Считай, та же тюрьма.
И тут нас начали выпускать по три человека из этого бункера. Мы начали выходить из Ленинского РУВД и думать, как нам доехать. Я здесь не была никогда, мы могли заблудиться, да и поздно еще. Дочь говорит: «Сейчас достану телефон и позвоню». Спохватилась — и оказалось, что у нее телефон вытащили! Сказали, что отдадут, но когда, неизвестно.
У меня телефон остался. Думала, что с него позвоню. Но мы вышли, а там и волонтеры стоят, и родственники все мои. Боже, я не ожидала! Стою, рот разинув.
Внучка Наташа прибежала, плакала. Правнучка Даша тоже там была. Рады были, что мы освободились. Волонтеры дали горячий чай попить. И пирожок дали какой-то. Поела, попила, сказала «Большое спасибо». И загудели автомобили!
Я попала первый раз и, надеюсь, последний.
Я никогда не была в тюрьме и даже не думала, что на пенсии окажусь там. Казалось бы, сиди дома и сиди. Ну, как это так: за меня гибнут люди, а я дома сижу. Вот я встала и пошла. И пошла как на войну.
Я бы хотела видеть новую Беларусь без Лукашенко. Только бы его не оставили здесь кем-то работать, потому что он все испортит. Теперь будут выборы — да никто за него голосовать не будет, как мне кажется. Если Лукашенко не будет, то жизнь станет совсем другой. Все переменится. Он же только своих продвигает. У него вся надежда на своих людей и на силовиков.
У меня есть смартфон. В телеграме я читаю все интересное о политике. YouTube смотрю. Tut.by читаю. Там постоянно пишут: «Пришлите комментарий». Я еще не соображаю, как это делать. Я бы прислала комментарий, но меня бы опять посадили.
