Активистку Куропатской вахты Анну Шапутько задержали 31 октября вместе с мужем Виктором. 2 ноября их осудили на сутки, причем Анна получила самое жесткое наказание — 15 суток административного ареста. После освобождения Анна Шапутько рассказала изданию «Новы час» о своем маршруте Куропаты—Окрестина—Жодино.
Задержание
Куропаты перед Дзядами. Вечереет. Притих Куропатский лес, не слышно ни сосен, ни птичьего пения. Мы зажгли свечи и идем на Куропатскую вахту к ресторану «Поедем поедим», который построен в охранной зоне мемориала Куропаты, в 50 метрах от места массового уничтожения государством Сталина тысяч и тысяч наших соотечественников. Идем, рассуждаем, как же правильно сказал Владимир Короткевич: «Кто не помнит прошлого, кто забывает прошлое, обречен вновь пережить его. Бесконечное количество раз».
К сожалению, люди не хотят смотреть правде в глаза. Им проще ограничиться, спрятаться за забором ресторана, устраивать свадьбы, скакать на батутах, выпивать, прогуливаться, жарить шашлыки. Уговаривать свою совесть, что убивали же в 50 метрах от ресторана, что только один разок погуляем и больше не поедем. В это время Зло прорастает сквозь их сердца, души, и разрешение пить и гулять рядом с человеческим могильником превращается в разрешение убивать. И уже кровь новых жертв льется на многострадальной белорусской земле, встают новые мемориалы, к которым одни несут цветы и свечи, а другие разрушают и пляшут уже на них. Как остановить насилие, как сделать так, чтобы люди начали черное называть черным, а белое белым…
Пришли к ресторану, достали листовки, подняли БЧБ-флаги, потому что БЧБ-флаг — знамя победы над смертью, в красном цвете которого капли крови, в том числе, куропатских жертв. Не прошло и получаса, как мы увидели, что на большой скорости на нас несется белая легковая машина. Подумалось, что очередные вандалы спешат на гулянку в ресторан. Готовимся к разговору, протягиваем листовки. Машина резко останавливается, пулей вылетают трое мужчин в масках и балаклавах и, не представившись, не предупредив ни о чем, кричат: «Вы задержаны, садитесь в машину!» Срывают флаги, садятся вместе с нами в салон, их трое и нас трое. И мы несемся вместе с ними в другую реальность — реальность репрессированной Беларуси.
Кажется, время остановилось и все близкое и любимое осталось где-то в ином измерении. В голове одна за другой проносятся мысли, как же не вовремя это задержание: зять в больнице с ковидом, дочь беременная с двумя малыми детками на руках, 93-летняя свекровь ждет завтра нас в деревне. Наверное, нельзя быть готовым к задержаниям, хотя и думаешь о них постоянно.
Но через несколько минут ты принимаешь новую реальность, начинаешь действовать в других условиях. Я успела сбросить смс-ку дочери и подруге о нашем задержании. Слава Богу, все проблемы решились.
Привезли в Советское РУВД. Двор. Стена. Стоим лицом к стене, руки за спиной, темно, в окнах домов зажегся свет. Думается, как же все хорошо видно из этих окон. Наверное, 9—11 августа многие жители видели и слышали, как пытали здесь людей. У меня не было никаких сомнений относительно того, что с нами будет. Переживала, чтобы не били мужчин. Но милиционеры настроены были не агрессивно, им будто неловко было перед нами, наверное, не так просто задерживать женщин и мужчин возраста своих родителей, возможно, команды «фас» не было. Отобрали ремни, шнурки, флаги и БЧБ-шарф (в одной из комнаток я заметила на полу целую кучу БЧБ-флагов), откатали отпечатки пальцев, фото. Как-то все медленно и долго.
Разговор с милиционерами строился вокруг их судьбы после отстранения Лукашенко от власти. Они очень боятся за свои семьи и за свои жизни, понимают, что милиция превратилась в бандформирования, в насильников и убийц, но оправдывают себя: мол, они только выполняют приказ.
Разговор не клеился. И все были рады, когда наконец нас увезли на Окрестина.
Везли в обычном бусике, через окна которого мы любовались вечерним Минском, потому что, забегая вперед скажу, что из окон Окрестина и Жодино не видно ничего.
На Окрестина нас заселили по камерам. И это была уже новая реальность, новая страница жизни, довольно интересная.
Куропатская вахта на Окрестина
Нас четыре женщины в камере. Знакомимся. Две женщины задержаны после исполнения «Магутнага Божа» в Оперном, они из «Вольнага хора». Одна из них, Наталья, работает в Белгосфилармонии, у нее красивый, чистый, небесный голос. Ее подруга — свекровь нашей оперной певицы Маргариты Левчук. Еще одна девушка задержана как администратор дворового телеграм-чата в районе универсама «Рига».
Общий язык находим сразу. Делимся новостями. Фактически с первых минут договариваемся продолжать дело «Вольнага хора» здесь, за решеткой. И вскоре в нашем исполнении зазвучали «Купалінка», «Магутны Божа», «Пагоня». Узники соседних камер приветствовали наше пение аплодисментами и возгласами «Жыве Беларусь!».
«Жыве Беларусь» здесь повсюду: на стенах, на кружках, на тюремных тарелках. Казалось, мы в самом сердце борьбы. Не покидало ощущение мистического, особенно когда знаешь, что в августе здесь лилась кровь, звучали крики, царили боль и страх.
Я быстро пришла в себя. Мне не было ни страшно, ни неуютно. Куропатская вахта перенеслась на Окрестина. Я была среди своих. Борьба не останавливается за решеткой. Это факт.
«Записки контрабандиста»
Тем не менее потихоньку в сердце закрались грусть и отчаяние, потому что не знала, что там на свободе, как дочь. Попыталась перебить тоску чтением.
В камере на Окрестина было несколько книжек, на белорусском языке была одна — «Каханак Вялікай Мядзведзіцы» Сергея Пясецкого (записки контрабандиста). Захватывающе. В книге были советы, как вести себя во время длительного заключения. Самое главное — не пускать в свою душу тоску, она съедает человека быстро. Нужно разработать режим на весь день и его придерживаться, как бы трудно ни было, делать все мелкие дела, как самые важные и необходимые. С этого момента я так и поступала.
Составляла себе режим фактически поминутно и придерживалась его. Время летело. Очень помогали наши песни.
Суд
Задержанные, но не осужденные, без шнурков и ремней, стоят лицами к стенам. Надзиратель-матерщинник покрикивает на них издалека, чтобы руки за спиной держали. Милиционеры-свидетели вместе с начальником стоят рядом и чувствуют себя не в своей тарелке, им неуютно, но надо сыграть свою роль свидетелей-обвинителей. Людей одного за другим приглашают в маленькую комнатку, где на столе стоит комп, а с экрана смотрит на тебя судья. Его задача разыграть представление поскорее и отправить тебя обратно в камеру, обремененного 15 сутками ареста. Судебная расправа над правом обставлена так, что иначе как цирком это не назовешь.
— Пригласите свидетеля, — говорит мой судья С. В. Шатило начальнику милиционеров.
Заходит мужчина лет под 50, кепка натянута на лоб, чтобы глаз не было видно, на лицо надвинута маска. Говорит: я свидетель, фамилия Бельский Н.А., мне 22 года. Пытается сформулировать фразу о моем задержании.
Я, как сидела рядом с ним, так и взорвалась смехом, аж судья по ту сторону экрана вздрогнул и призвал меня к порядку. Тем не менее судья признал в 50-летнем мужчине 22-летнего пацана. Чем вогнал в краску милиционеров и вызвал очередной взрыв смеха в зале.
На такой веселой ноте и закончили представление под названием «суд». Судья вынес мне приговор — 15 суток, и я, сказав им всем «позор», пошла обратно в камеру. На душе было светло, спокойно: перед приговором меня завели в карцер. Там была откинутая к стене кровать, маленький табурет привинчен к полу, сбоку туалет и крохотное окошко.
Сердце мое едва не остановилось, когда на маленьком табурете я увидела нацарапанную и отполированную надпись «Молодой Фронт». Я представила ребят молодофронтовцев, которые здесь побывали не единожды, и мне стало вообще легко и свободно. Не разбіць, не стрымаць! Жыве Беларусь! Да здравствует Беларусь!
Фальсификация дела
На третий день к нам в камеру перевели двух девушек, задержанных во время акции. Молодые люди спрятались в подъезде одного из домов от ОМОНа и светошумовых гранат, но сталинистка-пенсионерка сдала их на расправу. Одна из девушек — высокая красивая Ольга — плакала. Под давлением сотрудников милиции, опасаясь за своих родителей и брата, Ольга призналась в том, чего не делала — бросала камни в Центральное РУВД. Ольгу несколько раз возили на допрос, приезжали и на Окрестина, записывали на видео и потом показывали на БТ. Вместе с Ольгой тягали двух парней из соседней камеры. Один из них Эрик Орлов из Купаловского театра. Ребята вообще отказывались разговаривать с сотрудниками правоохранительных органов.
Рассказала Ольге о деле Святослава Барановича, который также в начале следствия свидетельствовал против себя, пояснила, насколько важно сейчас отказаться от показаний, полученных под давлением, рассказать обо всем в СМИ, правозащитникам, объясняла, что давление на родителей будет еще больше, если она будет бояться и оговаривать себя. Ольга согласилась, но было видно, что она не понимает до конца цинизм силовиков, готовых посадить невиновную девушку за решетку. Слава Богу, дело передали в СК и Ольге предоставили адвоката, которая посоветовала ей то же самое. Да и показала на карте, что Ольга физически находилась совсем в другом месте, далеко от здания Центрального РУВД, и никак не могла бросать в него камни. Ольга немного пришла в себя. Боялась очень, что ее могут задержать и посадить на Володарку по этому уголовному делу. Надеюсь, что ее все же освободили, и сфальсифицированное дело развалилось.
Этап в Жодино
В четверг вечером я получила передачку на Окрестина. Большое спасибо дочке, друзьям, волонтерам, ведь не было же собой ни запасного белья, ни зубной щетки, ни тем более ночной маски на глаза — свет в камере не выключался и уснуть было тяжеловато. Очень не хватало питьевой воды, вода на Окрестина из-под крана очень плохого качества, поэтому, конечно, передачек ждут все арестанты. Но не все получают, так как администрация проводит массовое этапирование в Барановичи, Жодино как раз таки в четверг, когда родные стоят в огромных очередях с передачками. Это пытка и узников, и их родных, это издевательство над человеческим достоинством и мелкая месть мелких людишек. Забегая вперед скажу, что в Жодинской тюрьме мою передачку вообще украли. Дочь ехала, везла, передала, а мне так никто ее и не отдал, как говорят ребята, «скрыстятничали» сотрудники. Но на Окрестина мне повезло, и на этап в Жодино я поехала подготовленной.
В пятницу утром постучали в дверь камеры и объявили, что этапируют. Через полчаса нас, 20 человек, четыре из которых женщины, разместили по четыре человека в зарешеченной камере автозака. Два здоровенных парня-конвоира развалились на скамье напротив нас, втыкались носами в свои телефоны, время от времени ругаясь матом на арестантов, чтобы не разговаривали. Доехали довольно быстро. В Жодино нас провели по катакомбам-тоннелям, и конвоир в балаклаве ревел на парней матом. Было ощущение, будто мы оказались на съемках фильма.
Что я смогла оценить — это мощь коммуникации под Жодинской тюрьмой. На неустойчивую психику, думаю, это воздействует. Но я наблюдала за всем с большим интересом.
Нас довольно быстро развели по камерам, и я оказалась на первом этаже одного из корпусов тюрьмы в камере на 10 человек. По периметру пять двухэтажных металлических нар, посередине к полу привинченный стол и две скамьи, туалет сбоку, закрытый белым спанбондом (девушки смастерили), напротив шкаф с личными вещами, продуктами, средствами гигиены, книгами, журналами. За столом сидели девушки и очень приветливо на нас смотрели.
И здесь были все свои, политические, и здесь повсюду и кругом «Жыве Беларусь!».
Белорусский язык. Встречи
После задержания я сразу для себя решила разговаривать только по-белорусски, что бы там ни произошло. Никто не высказывал негатива, наоборот, девушки извинялись, что не разговаривают по-белорусски сами, надзиратели относились нормально.
И как же приятно было, когда раздался лязг металлических засовов, открылась дверь камеры и зашла тоненькая девочка в длинном-длинном фиолетовом платье. Будто лучик солнышка пожаловал к нам в хату. Шаг вперед — и мы обнимаемся. Мы знаем одна другую, мы не раз встречались в Куропатах. Оксана, католическая верующая, преподавательница, переводчица, журналист и любимая воспитательница моего внука Доминика. Ее задержали на Куропатском марше, она снимала на видео задержания людей и сама стала жертвой. Оксана красиво разговаривает по-белорусски, и я почувствовала облегчение.
Спустя время дверь снова открывается. И через минуту мы знакомимся с нашими легендарными барабанщицами Катериной и Алиной, которых задержали вместе со всей командой и инструментами на репетиции перед Маршем. Я просто не могла поверить своим глазам, что все эти люди собрались здесь, рядом со мной. Вопрос существования «Вольнага хора» в нашей камере в Жодино решился сразу. Девушки подхватили инициативу, наши вечерние пения не прекращались, сотрудники не мешали нам, репертуар насчитывал более 20 песен. Вольный дух царил в Жодинской тюрьме.
У нас выработался режим, благодаря которому дни летели довольно быстро. Катерина знала фитнесс для лица, занималась единоборствами. Мы с удовольствием присоединились к ее ежедневным тренировкам, и они стали неотъемлемой частью нашей жизни. Это очень помогало и стимулировало.
Оксана принесла с собой книгу Горвата «Радзіва «Прудок»». Никогда не испытывала такого наслаждения от чтения, смаковала каждое слово, книга перенесла меня в ту реальность, где были мои родные, было все то, что я так люблю, книга соединила меня с ними. Чудесная книга.
Не хватало информации с воли. Мы не знали, что там происходит, переживали за марши, за вахту, очень хотелось, чтобы не прекращались протесты. В камерах никто останавливаться не собирался, хотя были девушки, отбывавшие сутки по второму разу. Единственное, что могло приостановить наше участие, — это ограничения по уголовному делу и здоровье. В воскресенье вечером мы уже понимали, что очередной Марш состоялся, что людей было очень много. Автозаки с задержанными ехали и ехали всю ночь, а потом еще и днем в понедельник. Парней и девушек группами выстраивали вдоль стен на первом этаже, и мы слышали, как они дышали, потому что двери, хоть и металлические, но пропускают все звуки. Одним этапированным везло и заселение происходило спокойно и быстро. На других сотрудники ругались матом, заставляли становиться на колени. Все зависело, как я поняла, от сопровождавших конвоиров. Слышала, как называли фамилию Андрея Егорова, подумала: фактически же второй раз подряд арестовали парня. Слышала, как кто-то требовал от сотрудников не употреблять нецензурную лексику, что было очень рискованно в данных условиях. Однажды привезли задержанных днем, и крайне агрессивно с ними обходились.
Мы, не выдержав криков надзирателей, начали петь «Магутны Божа» — молитву, чтобы остановить эту волну агрессии. Раздался громкий стук дубинкой в нашу дверь, мол, прекращайте свое пение. «Мы молимся», — ответила я и мы продолжили петь. За дверью успокоились, затихли.
ГУБОПиК
В Жодино к арестованным приезжали сотрудники ГУБОПиКа. Однажды открылась дверь нашей камеры и зашел молодой офицер в форме, с медалями. Нас выстроили вдоль нар и стали переписывать фамилии. На просьбы назвать себя — молчание и игнор. Потом из-за двери показалось лицо человека, которого одна девушка опознала как сотрудника ГУБОПиКа. Он был вместе с человеком в оливковой форме и с интересом наблюдал за нами, пытался шутить, ему было весело. Спустя время на беседу вызвали по очереди барабанщицу Катерину и сторонницу анархистского движения 22-летнюю Карину. Карина встречалась с этим человеком не впервые. Он с жесткостью и причинением боли ее задерживал, когда она встречала своих друзей из Жодинской тюрьмы. Благодаря этому человеку она и оказалась за решеткой. Он пришел к Карине с угрозами, что она отсюда не выйдет, пришел с видео, на котором замученный, избитый активист и журналист Николай Дедок что-то говорил на камеру. Пришел поиздеваться, насладиться, продолжить пытки над этой девушкой.
С Катериной он вел себя иначе, пытался вызвать положительные эмоции, доверие. Но Катерина в августе помогала волонтерам на Окрестина и видела своими глазами избитых людей. Она эмоционально сказала сотруднику ГУБОПиКа: мол, избивали, насиловали, а теперь хотите прекращения протестов. Продолжения разговора мы уже услышали в коридоре, когда тот отшучивался: вы же, Катерина, там не были и не знаете, о чем говорите. Катерина в слезах пыталась ему доказать, что знает. А я спросила, А был ли он сам там, знает ли о чем говорит? Он ответил, что был. Наши девушки сказали ему: хорошо, что сами признались, мы это запомним. После освобождения я узнала, как насколько жестоко задерживали Николая Дедка, как не менее жестоко обошлись с Игорем Олиневичем, ранее задержанным Александром Францкевичем. Узнала, что фабрикуется страшное дело против анархистов, и нам всем нужно пристально следить за судьбой парней и не оставлять их наедине с этой античеловеческой системой.
Много можно рассказывать о пребывании за решеткой. Столько чудесных людей — столько историй, столько впечатлений. Самой молодой из нас было 18, самая старшая я — мне 56. Средний возраст арестованных девушек 28—30 лет, все молодые, красивые, инициативные, креативные, внимательные и солидарные. Я очень благодарна им всем за эти 15 суток. Верю, что все они будут свободными и счастливыми и мы обязательно победим!
Освобождение
«Шапутько с вещами на выход», — обрадовал меня охранник.
Прощаюсь с девушками, иду за надзирателем в кабинет и останавливаюсь: на полу между столами сотрудников лежит БЧБ-флаг. Они внимательно смотрят на меня, говорят: проходите, распишитесь. Говорю, чтобы подняли флаг и не глумились над ним, потому что им самим, их детям, внукам впоследствии будет стыдно за подобные поступки. Но молчание в ответ и глаза в стол. Аккуратно обошла флаг, не наступив на него, расписалась в бумагах. Вышла из комнаты за сопровождающим. Я уже слышала рассказы девушек о подобных извращениях в тюрьмах и РУВД, в автозаках. Эта черная стая может физически топтать наш флаг, но уничтожить его не в их силах.
И вот я рядом со своими родными, друзьями. Все будет хорошо. Борьба продолжается.
